Очень интересна здесь информация о том, что в личном деле Зорге имеется запись: «По данным НКВД, расстрелян японцами в 1942 году».
Запись эта могла появиться путем простого умозаключения, основанного на представлениях о сроках судопроизводства по такого рода делам в СССР.
Поскольку, повторю, в СССР о действительной дате казни Рихарда Зорге не знал тогда никто.
Но дальше, помимо интересных (повторю) фактов, А.Г. Фесюн начинает высказывать свое мнение по их поводу. Очень спорное, на мой взгляд, мнение.
Например.
«…Приводимый в этой связи запрос начальника ИНО НКВД П. М. Фитина в Коминтерн, свидетельствующий о том, что фигура Зорге была неизвестной даже для самых высокопоставленных работников советской разведки, весьма любопытен…»
Ничего здесь нет любопытного.
Никто в разведке НКВД и не должен знать военных разведчиков генштаба РККА — и наоборот. Вообще-то, чем меньше людей знают о разведчике, тем лучше.
Дальше. Еще одни вывод.
«…Но японцы об этом не знали и откладывали уже объявленную осужденным казнь, полагая, что СССР может предпринять шаги, направленные на спасение жизней своих людей…»
Откуда они могли это полагать? Что дало им повод так полагать? Они что, не знали кровавого Сталина?
И еще.
«…откладывали уже объявленную осужденным казнь…»
То есть откладывали исполнение приговора.
Но позвольте. Приговор был вынесен 29 сентября 1943 года.
В то же время сам А.Г. Фесюн пишет здесь же: «Анкета в личном деле Зорге заканчивается фразой: «По данным НКВД, расстрелян японцами в 1942 году».
Эта запись совершенно очевидно доказывает, что ни в НКВД («…по данным НКВД…»), ни в разведке Генштаба (где находилось личное дело и где делались записи в нем) не имели абсолютно никакого представления о судьбе Рихарда Зорге после 1942 года. Другими словами, если могло состояться предложение об обмене Зорге с японской стороны, то состояться оно могло лишь в 1941-1942 годах.
Но никак не позже.
Потому что, если бы какое-то предложение об обмене Зорге поступило от японцев в 1943 году (тем более, после 29 сентября 1943 года), для советской стороны было бы очевидно, что Рихард Зорге все еще жив. И пресловутая запись, естественно, в его анкете не появилась бы.
А.Г. Фесюн же утверждает, что японцы надеялись на обмен и отладывали уже вынесенный ими приговор.
Получается, японцы надеялись на обмен. Но с предложениями обмена к советской стороне не обращались. Почему же они тогда надеялись? К ним, что, с этим предложением обращалась советская сторона?
Но сам же А.Г. Фесюн пишет о том, что «с советской стороны никто не мог и заикнуться».
Такие вот логические странности встречаются, если кто-то совершенно добросовестно пытается подкрепить доказательствами привычную и политически нужную гипотезу.
Или вот еще.
Снова из публикации А.Г. Фесюна.
«…Документ N 186
«После [нападения] на Пирл Харбор Зорге, вероятно, счел, что в интересах Японии держать его в целости и сохранности. И, действительно, так оно и было. Именно по той причине, что японцы рассматривали его как предмет торговли с Москвой, они отказались выдать его Германии. Когда Риббентроп просил о передаче Зорге в Берлин (где того, без сомнений, ожидал расстрельный взвод), японцы ответили отказом…»[172]…»
В примечании же 172, к которому отсылает нас ссылка, сказано следующее.
«…[172] Whymant R. Op. cit. P. 299. Уже вскоре после ареста Зорге просил младшего следователя Охаси: «Пожалуйста, передайте Сергею [В. С. Зайцев] в советском посольстве, что Рамзай содержится в Токийском доме предварительного заключения». Разговор проходил без свидетелей, и Охаси не решился сообщить о нем своему руководству…»
Другими словами, то, что аннонсируется здесь, как «документ N 186», на самом деле, не является документом. Это просто ссылка на МНЕНИЕ Вайманта.
Кстати, совершенно невероятным здесь выглядит поведение японского следователя Охаси. Чего это он в этой ситуации так испугался, что «не решился» исполнить свято чтущийся японцами свой прямой профессиональный и гражданский долг?
Теперь, по существу самого этого мнения.
Какой может быть «предмет торговли», если СССР «трижды отказался признать Зорге»?
Где этот предмет?
«Предмет торговли» возможен, если обе стороны в этой торговле заинтересованы. А если одна из сторон сразу и категорически торговать отказалась, то понятие «предмет торговли» в этой ситуации просто не имеет смысла.
Просьба Зорге сообщить в посольство — вполне естественна. Конечно, сам он мог питать какие-то надежды на свое освобождение. Вовсе это, конечно, не означает, что они были реальны. Но надеяться он вполне на это мог.
Непонятно другое. Каким образом надежды Рихарда Зорге доказывают наличие таких же надежд у японцев?
А мнение, что, поскольку «…японцы рассматривали его как предмет торговли с Москвой, они отказались выдать его Германии…» — и вовсе не выдерживает никакой критики с точки зрения элементарной логики.
Ну, предположим, Зорге не выдали Германии, потому что питали надежды обменять того в СССР. Но вот, надежды японцев развеялись. СССР меняться не хочет.