Господа историки.
Вы, когда хором заявляли о хвастовстве Рихарда Зорге, подумали о том, что эти объяснения он давал, имея перед глазами подборку радиообмена с Москвой, расшифрованного японцами, и представленного ему в качестве доказательства? Вы подумали о том, что и японцы видели эти сообщения? В частности, радиограммы из Москвы? И что Зорге, говоря всё это, понимал, что и японцам они знакомы?
Ну, а для себя можно сделать вывод о том, что там, в Москве, к Зорге могли относиться по-всякому. Но до него, как правило, негативные оценки его информации не доводились. Что разумно, конечно.
Конечно, далеко не всегда телеграммы из Москвы были похвальными и благостными. По совершенно понятной всем (кроме историков) причине.
Это была работа. Работа трудная и ответственная. Поэтому, как и в любой тяжёлой и сложной работе, были в ней успехи, но были и неудачи. Было взаимное непонимание, вызванное желанием начальства в Москве иметь совершенно невыполнимо точную картину событий. Но это, простите, не имеет никакого отношения к доверию или недоверию. Это чисто рабочие отношения. Вредящие делу, конечно, но совершенно рабочие.
Вот, например, Роберт Ваймант пишет:
«…По телеграмме, датированной 1 сентября 1939 года — днем, когда в Европе разразилась война, — можно себе представить, что Зорге предстояло пережить. Директор явно находился в раздраженном состоянии духа:
«Я вынужден констатировать, что содержание вашей информации о настоящей военной и политической ситуации за это лето ухудшилось. «Зеленые» [Япония] предприняли в последнее время значительные шаги для подготовки войны против «Красных» [СССР], однако мы не получаем тех ценных сведений, которые вы вполне могли бы получить от «Анны» [Отта]…
Я подчеркиваю, что вы должны делать больше, чтобы получать эту информацию, и радировать ее в приоритетном порядке. У вас достаточно опыта и хорошее положение в глазах «Анны»; я требую и ожидаю от вас сведений по важнейшим военным и политическим вопросам. Однако вы увиливаете и шлете менее важную информацию».
Далее в послании говорится, чтобы Зорге лучше использовал «Джо» (Мияги), «Мики» (Одай) и «Отто» (Одзаки) и предлагается платить им за каждое задание, которое они выполнили для группы.
«Подумайте над моим предложением и над важностью вашей работы: помните о величайшем доверии к вам Родины. Я ожидаю улучшения вашей работы. Радируйте ответ, когда получите это сообщение» (ГС 4-76)…»
Кстати, снова противоречие.
Тон телеграммы — мало информации. Мало… мало… Дай еще…
А чего, позвольте вас спросить, еще?
Дезинформации?
Если Москва не доверяет Зорге, то что же это получается?
В Москве считают, что Зорге шлет им мало дезинформации?
А что до интонации послания…
На самом деле, не было ничего особого в такого рода порицаниях. По крайней мере, не было претензий к правдивости идущей от Зорге информации.
Было обычное потребительское отношение. Мало… мало… Дай… еще… еще… мало…
Вообще-то, любой военный человек вам скажет, что разведывательной информации много не бывает.
Сколько бы этой информации не было, потребитель всегда будет требовать еще. И это вполне объяснимо, если учесть, что никакая информация, в итоге, никогда не дает полной, исчерпывающей картины. А начальство всегда хочет иметь именно полную картину. Которую почти никогда невозможно написать вовремя.
Поэтому, когда иногда читаешь, какую обиду наносило Рихарду Зорге недоверие Москвы, понимаешь, что это — художественное обрамление сказки о злом Сталине и добром Зорге. Которую старательно и не без вдохновения рассказывают нам на ночь. Или, говоря взрослым языком, стараются немножко поманипулировать нашим сознанием. Из самых лучших побуждений, конечно. Чтобы победить глубоко сидящий в нас тоталитаризм.
Когда же я упомянул о том, что в Москве к Зорге могли относиться по-всякому, имел в виду вот что.
Впрочем, об этом лучше послушать мнение профессионала.
Из справки М.И. Сироткина.
«…Во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве «Рамзая» и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Руководство Центра не может не сознавать, что «Рамзай» доставляет много ценных сведений ‹…›
Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом «политически неполноценной», «вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем».
Весьма характерен элемент двойственности в отношении Центра к резидентуре. Информационные материалы, поступающие от «Рамзая», получают в большинстве случаев высокую оценку, но когда по заданию руководства составляются «справки о личном составе и деятельности резидентуры», то исполнители-авторы этих справок не решаются отказаться от наложенного на резидентуру штампа «политического недоверия» и, вопреки здравой логике, не считаясь с реальными результатами деятельности резидентуры, подводят под этот штамп свои выводы и заключения. При этом, за отсутствием каких-либо убедительных обоснований для таких доводов, каждый раз используются все те же ссылки на выводы и заключения по шанхайскому провалу, утверждение Покладока (от 1937 г.) о «несомненности дезинформации» и прочие домыслы и предположения из предыдущих справок…»