— Кто так бьет? — Франсуа оттолкнул новичка и вонзил свой клинок в живот жертве. — Вот так надо! Понял?
На поляне творилось невообразимое. Кто-то из жертв метался, пытался избежать общей судьбы, другие принимали ее покорно, а флибустьеры с искаженными лицами кололи, рубили, добивали на земле…
— Оставьте кого-нибудь Пьеру! — рявкнул Пуснель.
Его послушались. Сразу двое подхватили какую-то молоденькую девушку и подтащили ее к депутату.
— В живот бей! В живот! — азартно крикнул Франсуа.
Лудицкий старательно ткнул саблей. Клинок едва вошел в плоть. Девушка дернулась, однако пираты держали ее за руки, и у нее не было возможности даже схватиться за рану.
— Сильнее!
Экс-депутату показалось, что сейчас ударят его самого. Страх придал сил. Рука сама дернулась, вонзила саблю на добрую ладонь, и жертва поневоле вскрикнула.
Ее расширенные от боли и ужаса глаза смотрели на депутата, и, чтобы избежать этого пронзительного взгляда, Лудицкий рубанул жертву по голове.
Пираты отпрянули в стороны. Петр Ильич бил настолько неумело, что едва не задел своих ассистентов.
Лудицкий был уверен, что голова девушки расколется, лопнет, однако ничего подобного не произошло. Лишь густо полилась кровь, залила половину лица. Даже освободившиеся руки девушка прижала к животу, а не к новой ране.
— Эх, — неодобрительно крякнул Франсуа.
Девушка согнулась, упала на колени, однако, к изумлению Лудицкого, еще жила.
— Оттяни ей голову и по горлу, — приказал Пуснель.
Остальные заложники уже затихли, и теперь все внимание пиратов переключилось на их нового товарища.
— Ну! — повелительно выкрикнул офицер.
Лудицкий вздрогнул от крика и покорно схватил девушку за волосы.
Раньше на него никто никогда не кричал…
Ребенок был сморщенный и такой маленький, что было страшно взять его в руки. Сейчас он спал, и женщины молча смотрели на это чудо природы. Они не слышали ни стуков топоров, ни отдаленных криков. А если что-то проникало в их сознание, то сопровождалось мыслью: «Как бы не разбудили!»
Потом уголки рта младенца поползли вниз, и он попытался закричать. Крика сразу не получилось, но младенец проявил настойчивость.
Со второго раза вырвалось классическое «уа». Женщинам на миг показалось, будто младенец от радости — получилось же! — на мгновение улыбнулся. Только улыбка была недолгой.
— Что случилось, маленький?
Как будто ребенок мог ответить на вопрос, задаваемый ему на трех языках!
— Может, кушать хочет? — с какой-то несвойственной робостью предположила Мэри.
Сейчас она совсем не походила на предводителя пиратов. Черты лица стали мягче, утратили надменность, а глаза лучились так, словно младенец принадлежал исключительно ей.
— Конечно, — согласилась Юля, предварительно успев проверить тряпки, в которые был закутан младенец.
Импровизированные пеленки были сухими. Пока.
Ребенка передали Наташе, и плач действительно смолк.
Четыре пленницы помещались за кустами так, что со всех сторон были укрыты от мужчин. Их почти не охраняли. Только двое моряков оставались по другую сторону растительной ограды. Да и те за женщинами не следили.
Убегать было бесполезно. Куда, когда вокруг сплошной лес? Поэтому охране больше приходилось следить за тем, чтобы за кусты не пытались пролезть моряки.
Не похоти ради. Призрак Командора отпугивал любого. Но кое-кому хотелось взглянуть на младенца. Сердце ведь тоже черствеет не у всех.
К тому же у некоторых матросов где-то были свои, законные дети. Только так далеко, что в это сейчас не очень верилось.
О незаконных моряки с чисто мужским эгоизмом знать не желали.
— Том, вот тебе помощник.
Том посмотрел, кого привел к нему боцман, помянул нечистого и плюнул.
Рядом с Джорджем стоял Пьер. Вид у помощника был потерянный, взгляд жалкий, и ясно, что пользы от него не будет ни на грош.
Впрочем, пользы от Пьера не было и раньше.
— Сучья обрубить надо, — буркнул Том депутату.
Тот сначала вроде не понял, но потом все же взялся за топор и неумело принялся бить под основание небольшой ветки.
Том выругался еще раз и потянулся за трубкой. Пока напарник таким образом перерубит сучок, вполне можно успеть покурить.
— Пойдем покажу, что дальше делать. — Боцман кивком подозвал матроса и вразвалочку двинулся в сторону.
Пришлось идти за ним. Правда, при этом можно было затягиваться трубкой, да и вообще, короткая прогулка — это просто отдых. Учитывая, что работать приходилось практически без перерывов. Коршун с офицерами торопили, кричали, чтобы флотилия плотов была готова к завтрашнему обеду, а в качестве кары лентяям грозили скорым появлением Командора.
— Надо будет свалить еще вот это дерево.
— Надо будет свалить еще вот это дерево. — Джордж оперся рукой на ствол.
Том кивнул, мол, понял.
Тогда боцман неожиданно шагнул к нему и тихо спросил:
— Ты хоть понимаешь, чем это закончится?
И характерным жестом изобразил петлю у горла.
Кивок в качестве ответа.
— Нас теперь на родине не примут. Зря этот переворот затеяли. У отца Ягуара такие связи…
— Я не затевал, — возразил Том.
— А толку? В суде ничего не докажешь. Там никто разбираться не будет.
Матрос вздохнул. На родине его ждала жена. Пусть он не виделся с ней уже года три, однако сам факт несколько скрашивал существование.