Кто-то из команды Командора вскрикнул, кто-то упал молча. Палуба «Вепря» окрасилась красным. Только считать потери не было времени. Борт противника был совсем рядом. Оттуда торопливо грянул мушкетный залп. В ответ снова громыхнули штуцера. А затем в дело пошли кошки. Не те, прародительница которых была изображена на флаге Ягуара. И не те, которыми на кораблях наказывали провинившихся матросов. Долетели до вражеского борта, вцепились в него, и сразу множество рук потянули за ставшие связью между двумя фрегатами канаты.
Спустя несколько секунд лавина флибустьеров устремилась на вражеский корабль. Навстречу в последний раз защелкали мушкеты, и тут же стало не до них.
Теперь исход схватки решали только сабли, ножи и пистолеты. Да порою кулаки и зубы. На захламленной тесной палубе было не развернуться. Пушки у бортов, подготовленные ядра и картечь, бочонки с порохом и неизвестно с чем, мачты, ванты, частью натянутые, частью перебитые и свободно болтающиеся, обломки сбитой бизани, безжизненные тела…
Такого сопротивления люди Кабанова почти не встречали. Разве что во время памятного боя с испанцами у Пор-де-Пэ. Вдобавок экипаж «Вепря» был не полон. Многие бывшие соплаватели пошли выручать женщин Командора, но нашлись и такие, которые предпочли остаться дома. Да и потери…
Картечь и мушкеты уложили многих. Убитыми ли, ранеными, какая в бою разница?
Команда «Кошки» тоже понесла потери. Трупы валялись на палубе, о них спотыкались, их топтали свои и чужие. Умер человек и сразу становится ненужным. Более того, еще и умудряется мешать живым.
Французские флибустьеры атаковали собственных британских коллег, причем с некоторыми из них вполне могли ходить раньше в совместные походы. Да еще на стороне англичан тоже были французы из бывшей команды Коршуна, а у Командора было несколько уроженцев туманного Альбиона. Те самые, которых он когда-то (как давно это было!) освободил из тюрьмы Порт-Ройаля.
И еще скоро стало ясно, что испанский флаг был поднят не зря. В числе моряков Ягуара оказалось неожиданно много испанцев. И вот это было по-настоящему странно. Вековая вражда не прекращается с росчерком королевского пера на договоре. Не одно поколение флибустьеров «добывало испанца», как и поколения последних постоянно пытались дать своим противникам достойный отпор. И вдруг на одном корабле плечом к плечу…
Но задумываться над странностями некогда. Вообще думать во время рукопашной невозможно. Только действовать. А попроси кто-нибудь рассказать, как развивался бой и что ты делал, — не вспомнишь. Одни фрагменты, куски, чей-то замах, собственный выпад, чужая оскаленная в крике рожа…
Ширяев перепрыгнул на палубу «Кошки» одним из первых. Судьба хранила его. Куски свинца пролетели мимо, не задели. Дальше же началась уже привычная всеобщая свалка.
Противник на самом деле попался достойный. Сражение напоминало накат волн на берег. То нападавшие теснили владельцев корабля, то последние переходили в контратаку и едва не сбрасывали незваных гостей за борт.
У квартердека кипела своя схватка. Там высокий худощавый мужчина в богатом камзоле умело орудовал шпагой. Его поддерживала большая группа матросов. Невольно возникла короткая, односложная мысль: Ягуар! Кому другому руководить обороной офицерской части корабля? Да и дерется явно профессионально, клинок то мелькает, и не заметишь, то начинает вращаться, образовывая защитный стальной круг.
Те, кто попытался прорваться сквозь защиту, как-то быстро полегли неподалеку от высоких парадных ботфортов, словно хотели отдать дань уважения незаурядному мастеру фехтования.
И конечно же, туда устремился Командор. Какое-то время противники не могли добраться один до другого, дрались с теми, кто оказывался на пути. Лишь когда число матросов с той и другой стороны несколько поубавилось, два флибустьерских капитана оказались лицом к лицу…
На противоположной стороне у британцев был еще один предводитель. Здоровенный, как бык, впору в плуг запрягать, но двигающийся до того легко и быстро, что сравнивать его хотелось с каким-либо из более хищных животных.
Григорий видел, как одним ударом неизвестный силач снес голову подвернувшемуся флибустьеру. Следующий удар рассек живот другому французу. Бедолага немедленно согнулся в три погибели, но не удержался и упал среди других навеки застывших тел.
Кто-то выстрелил в здоровяка из пистолета, однако не попал. Еще кто-то попытался зайти с тыла, но тут же увяз в поединке сразу с двумя англичанами.
Здоровяк снова повел своих людей в атаку. Натиск был настолько силен, что часть французов даже была вынуждена торопливо перебраться обратно на «Вепрь».
Те, кто оказался на пути британца, один за другим выбывали из игры. Ширяев с готовностью прыгнул на освободившееся место, попробовал нанести хороший удар, однако неведомый офицер небрежно парировал угрозу и обрушился на Григория.
Один раз Ширяев принял удар вражеской стали на клинок. Ощущение было таково, словно саблей попытался остановить автомобиль.
Правую руку будто контузило. Если Григорий удержал полусаблю, то лишь потому, что пальцы не хотели разжиматься. Но рука заныла тупой болью.