И вот теперь мы расплачивались за легкомыслие.
Запасы продуктов были малы. Сверх того, часть солонины, наскоро купленной у кого попало, лишь бы продали быстрее, оказалась тухлой. Тухлой настолько, что пришлось выкинуть ее за борт. Лучше помереть голодной смертью, чем отравиться гнилью.
Вина целиком и полностью лежала на мне. Я устранился от всех хлопот, словно из командора небольшой эскадры превратился в заурядного пассажира. Глупо пытаться найти оправдание в переживаниях по поводу случившегося.
Да, я был в трансе от похищения, почти ничего не соображал. Но это не оправдание, а обвинение. Не соображаешь — сиди дома, пока не придешь в себя. Выводить людей в поход в таком состоянии — уже преступление.
Насколько понимаю, остальные мои офицеры проявили себя не намного лучше. Только нет в том их вины. Они хотели мне помочь и уже потому спешили с подготовкой, как только могли.
Корабли выскочили из бухты через несколько часов после того, как мы узнали о происшедшем. Своего рода рекорд в нынешние времена. Да и не только в нынешние, если учесть, что сборы начались почти с нуля. Даже боеприпасов было не так много. Удалось забрать все неизрасходованные «зажигалки», прочее же погрузили, сколько смогли. Правильнее — сколько успели.
Но пороха до сих пор мы почти не тратили. А вот продукты…
Часть запасов пришлось передать на уходившую «Лань». Как следствие, сами мы остались на голодном пайке. Я даже стал беспокоиться: не случится ли в команде бунт? Люди вышли в море добровольно, никто их не тянул. Мой авторитет был по-прежнему высок. Но всем известно, что пустой желудок — одна из главных причин любой революции.
Как ни странно, ропота пока не было. Матросы стоически переносили лишения. Несмотря на то что голод подступал к нам уже вплотную.
Мы, я имею в виду наш комсостав, себя, Валеру, Гришу, Жан-Жака, сидели в моей каюте. Старались чинно и медленно, не демонстрируя голода, поглощать обед. То, что ныне называлось у нас обедом. В тюрьмах преступников кормят намного лучше. А тут жалкая похлебка со следами солонины да по паре черствых, в пору зубы обломать, сухарей.
— Придется прервать поиски. — Я понял, что никто, кроме меня, этого не произнесет. — Надо дойти хоть до какой-нибудь земли и пополнить запасы.
В начале моей фразы помощники посмотрели на меня недоуменно, зато окончание поставило все на свои места.
— Ближе всего Тобаго, — деловито сообщил Валера.
Он все-таки слегка успел оправиться от раны и даже понемногу ходил. Хоть и с трудом, опираясь на трость.
— Англичане? — Григорий хищно улыбнулся.
— Какие англичане? Владения испанской короны, — поправил его Гранье.
Все мы с некоторым удивлением посмотрели на нашего канонира. Он исходил здешние воды вдоль и поперек, и не было никаких оснований сомневаться в его знаниях. Но у меня, например, твердо засело в памяти, что язык Тринидада и Тобаго — английский.
Или я что-то перепутал?
Тут же на ум пришло другое объяснение. Мало ли Британия оттяпала земель у других государств? Вполне может быть, что смена власти произойдет позднее. Когда-то в Испании не заходило солнце, позднее то же самое стали говорить про Англию. Государства растут, потом начинают стареть, и всевозможные соседи по шарику потихоньку растаскивают нажитое достояние.
— Испанцы так испанцы. Какая нам разница? — примиряюще сказал я.
Разницы действительно не было никакой. Нам требовалось продовольствие, а у кого мы его сумеем достать, особой роли не играло.
Какая нам разница? — примиряюще сказал я.
Разницы действительно не было никакой. Нам требовалось продовольствие, а у кого мы его сумеем достать, особой роли не играло. Хоть у папуасов, обитай последние где-нибудь неподалеку.
— Валера, рассчитай курс. Когда доешь, конечно.
Доедать было нечего. Валера отложил свой последний сухарь. Двойной закалки, твердый как камень, он был явно не по силам еще не поправившемуся после ранения штурману.
— Тут идти-то, ядрен батон, миль тридцать. С таким ветром к вечеру будем на месте.
— Все равно прикинь, — не столько приказал, сколько попросил я.
Тридцать миль — небольшое расстояние, однако стоит отклониться и можно проплыть мимо. Как знаменитый Магеллан, умудрившийся обойти стороной практически все острова в Тихом океане. Едва ли не кроме того, на котором оборвалась его жизнь.
Узнав о перемене, матросы сразу оживились. Надо поголодать как следует, и тогда никакие препятствия на пути к продовольствию не покажутся великими.
Здесь же и препятствий не было. Ветер дул в общем-то благоприятный, как раз не сильный, но и не слабый. Фрегат выдавал не меньше семи узлов, что для парусного корабля вполне прилично.
Без особых происшествий мы и впрямь достигли острова еще до темноты. Вначале на горизонте возникла темная полоса, потом она приблизилась, и уже невооруженным глазом можно было понять, что перед нами суша.
Зоркий Гранье долго вглядывался в надвигающиеся берега.
— В десятке миль к югу должно быть большое поселение, — наконец изрек Жан-Жак.
Бывший соратник Граммона не раз и не два обошел весь архипелаг. К тому же он обладал цепкой памятью и мог указать едва ли не все места, в которых довелось побывать. Зачастую с указаниями, как лучше подойти к цели.