Мэри с трудом взяла себя в руки. До берегов Ямайки было очень далеко. Говорить об успешности свершенного еще рано. Какой-нибудь из французских кораблей вполне мог отправиться в погоню. Или просто проходить где-нибудь неподалеку и заметить чужой фрегат.
Пришлось ополоснуться, тщательно смыть с лица следы недавних слез. Это матросы привыкли не мыться все время плавания. Да и после него тоже. Запасы пресной воды на любом корабле ограничены. Для всех, кроме капитана.
По квартердеку расхаживал угрюмый злой Коршун. Содержимое захваченных сундуков Командора оказалось таким, что в глазах помощника Ягуара тщательно осуществленная операция была проваленной. Он-то рассчитывал поживиться богатством своего врага. Вместо этого коварный Санглиер в очередной раз посмеялся над всеми. Если бы открыть сундуки чуть пораньше! Тогда хоть можно было бы тщательнее обыскать дом, найти, куда Командор запрятал награбленные золото, драгоценности, карту острова сокровищ!
А во всем виноват слуга Командора! Фамилию Лудицкого Коршун не мог ни запомнить, ни произнести и потому называл предателя Пьером. Бывшего депутата вначале это коробило. Могли бы тогда по имени-отчеству! Ведь уважаемый человек, не кто-нибудь! Одно слово: иностранцы! Еще ладно, что не Петькой.
После открытия сундуков Лудицкий предпочел бы вообще быть забытым всеми на корабле.
Но никто не забыт, и ничто не забыто. Практически не поминаемый на родине старый лозунг полностью относился к несчастному экс-депутату. Теперь во рту не хватало нескольких зубов, левый глаз заплыл, ребра нестерпимо болели.
А ведь могло быть еще хуже!
К счастью для себя, Лудицкий плохо знал языки, и потому понял далеко не все, что советовали Коршуну раздосадованные моряки. Если бы понял — умер на месте от страха. Но и того, что он уяснил из изрыгаемых фраз, было достаточно, дабы осознать: жить осталось недолго.
Вот она, людская благодарность!
Лудицкий готовился пасть на колени, молить, заклинать. Один Ягуар смерил его полным высокомерия взглядом и что-то сказал своим головорезам. Те недовольно отпустили предполагаемую жертву. Лишь один успел напоследок еще разок больно ткнуть Петра Ильича по почкам. В другое время Лудицкий обязательно возмутился бы хамским отношением. Сейчас — был готов вынести какие угодно удары, лишь бы не убивали.
Была бы власть Коршуна — непременно убил. Без сравнительно легкого хождения по доске. Нет, как-нибудь так, дабы у Лудицкого оставалось побольше времени пожалеть о собственной нерасторопности. На счастье Петра Ильича, властью на корабле Коршун не располагал. Хорошо — поставили помощником, хотя могли бы вздернуть после неудачи с тем же Командором.
Если Лудицкому было обидно от явно несправедливого отношения к его персоне, то Коршуна сводила с ума насмешка Санглиера. Он словно воочию видел, как враг насмехается над возможными похитителями, укладывая в сундуки разнообразный хлам, а затем старательно закрывая этот хлам на массивные замки.
Это ж надо! Не доверять собственному слуге!
Отсутствие весомой, зримой добычи лишало Коршуна ощущения удачливости предприятия. Подумаешь, пара девок! За них еще выкуп получить надо. А то как вместо выкупа попадет от Командора, да так, что позавидуешь мертвым!
После того случая, когда Санглиер сумел не только освободиться, но и под угрозой взрыва захватил корабль Коршуна, а затем разгромил Кингстон, бывший вольный капитан, а теперь всего лишь помощник относился к Командору с опаской.
В любую минуту ждал появления флотилии под флагом с развевающейся веселой кабаньей мордой. Ягуар — тоже флибустьер удачливый, однако выстоит ли он против Командора?
Кто как, Коршун был в том не уверен. Как был не уверен в спешных мерах по укреплению новой столицы Ямайки и заявившейся в нее накануне королевской эскадре.
Надежнее было бы на время затеряться среди бесчисленных островов. Пусть Санглиер ведет переговоры или нападает на Кингстон в открытую. Если никто не будет знать, где именно находятся его женщины, то хоть появится шанс получить некоторую сумму денег да еще уцелеть самому.
— Я бы на вашем месте не шел на Ямайку, сэр, — в который раз предложил Коршун Ягуару.
Предводительница (Коршун был одним из немногих, кто точно знал не только пол своего капитана, но и имя) в ответ смерила помощника полным презрения взглядом.
— Здесь отдаю приказания я, — голос леди Мэри звучал хрипло, но твердо.
Настолько твердо, что желание возражать отпало.
Во всяком случае, на время.
2
Флейшман. Ураган
Мне не спалось. Может, причина в том, что наша погоня пока была безрезультатной? До наступления темноты мы успели обнаружить одно за другим два судна, даже сблизиться с ними, однако это были не те суда.
Черный флаг с веселой кабаньей мордой был самым популярным в здешних беспокойных водах. Команды кораблей хотели удрать, когда же выяснилось, что это невозможно, сопротивляться даже не пытались.
Да и бегство было несерьезным, не до полного изнеможения марсовых. Убедились — рано или поздно, но мы выйдем на дистанцию залпа, и стали послушно убирать паруса. Вдруг да прогневаемся, осерчаем и начнем рубить ни в чем не повинные головы, а то и сожжем корабли к какой-то матери, как уже жгли и британские королевские фрегаты, и испанские галионы. С нас станется!