Оказывается, беглецы стоят лагерем у реки. Индейцы не стали подходить вплотную, дабы не спугнуть противника раньше времени. Однако кто из европейцев может объявиться в здешней глухомани?
По словам следопытов, белые строят плоты. Понятно, хотят сплавиться вниз, выйти к селению в устье, а там попробовать захватить корабль и исчезнуть в море.
Соответственно, наши действия напрашиваются сами собой.
Мы разбиваемся на три отряда. Ширяев подкрадывается, а затем атакует в лоб, прижимая противника к воде. Мы с Сорокиным обходим с флангов и наносим удар вдоль реки. Я выбираю группу, которая пойдет слева, с расчетом, что если кто попытается бежать по течению, будет вынужден пройти мимо меня.
— С Богом! — Так и хочется перекреститься и попросить кого-то на небе, чтобы все было хорошо.
Отряды расходятся. Во главе каждого идут индейцы. Мы стараемся ступать бесшумно, как наши союзники. Штуцер я закинул за спину. В лесу дальнобойность не играет большой роли. Какая разница, на сколько летит пуля, когда деревья редко дают видеть на два десятка метров.
Вот если британцам удастся спустить плот, дело другое. Тогда мы сможем перестрелять их, словно куропаток.
Идем почти вдоль берега. Непосредственно над водой все заросло так, что не продерешься. А чуть в стороне есть немного свободного пространства. Вполне достаточно для нашего выдвижения на исходные.
Полной согласованности не получается. Мы еще идем, когда впереди хлопает выстрел, а следом начинается такое!
— Вперед! — Теперь ни о какой скрытности не может быть речи.
По нашим прикидкам, с Ягуаром должно быть от семидесяти до ста человек. Точнее определить не получилось. Но ясно: британцев не меньше, чем нас. К тому же это тоже флибустьеры. Люди, которых трудно застать врасплох.
Точнее определить не получилось. Но ясно: британцев не меньше, чем нас. К тому же это тоже флибустьеры. Люди, которых трудно застать врасплох. Они очень долго удирали от нас, однако сейчас, припертые к стенке, будут яростно защищать собственную жизнь. И еще непонятно, чья возьмет в итоге.
Все обстоит так, как я и предполагал.
Один из британских часовых в последний момент заметил подкрадывающихся пиратов Ширяева. После первого выстрела Григорию оставалось одно — атаковать. Но противник тоже шит не одним лыком. После первых секунд растерянности британцы дружно схватились за оружие. По мастерству люди с обеих сторон примерно равны, поэтому бой сразу стал жарким.
Будь Григорий один, его бы смяли в течение пяти минут. Однако тут с двух сторон подоспели мы с Сорокиным, и плохо пришлось уже британцам.
По сути, они были обречены. С трех сторон — враг, с четвертой — река. Все, что им оставалось, — это прихватить на тот свет как можно больше врагов, тем более они сами на помилование рассчитывать не могли.
Они и не рассчитывали. Дрались до конца.
Первого неприятеля я застрелил отнюдь не по-джентльменски, в спину. Бой вообще не место для взаимных реверансов. Сосед убитого обернулся, направил на меня мушкет, только я успел метнуть нож раньше.
Рядом упал кто-то из моих людей. Времени разбираться, кто, не было, да это было и не столь важно. Мне был дорог каждый человек, дорог настолько, что легче самому оказаться на его месте.
Еще одного британца я достал шпагой. Метнул нож в другого, однако пират оказался неожиданно ловким и уклонился буквально в последний момент.
Наши клинки скрестились, замелькали в воздухе. Пират так удачно контратаковал, что оттеснил меня назад. Спиной я почувствовал дерево, которое не давало мне свободы маневра, а противник налетал, нанося удары в таком темпе, что я едва успевал отбивать.
И тут мне почудился вскрик. Нет, не почудился. Я был уверен, что неподалеку вскрикнула Юля.
Размахивать шпагой стало некогда. Я выхватил левой рукой пистолет и выстрелил в упор. Пират еще падал, когда я проскочил мимо и устремился туда, где находились мои девочки.
Дорогу мне преградили сразу трое. В одного я удачно метнул нож, зато двое других обрушились на меня с такой яростью, что мне пришлось отбивать удары с двух сторон. Потом откуда-то выскочил Гранье, и вдвоем мы управились с противником за десяток секунд.
Откуда-то сбоку выскочил старший из проводников. Лицо его было перекошено в гримасе боли и ненависти. С топором в руке он обрушился на какого-то очень здорового британца. Только оружием еще надо владеть, а не просто иметь его в руках.
Здоровяк довольно легко отбил удар, а в следующий момент полусабля полоснула проводника по горлу. Фонтаном брызнула кровь. Я машинально качнулся в сторону победителя, но туда уже устремился Жан-Жак.
Какой-то молодой флибустьер выстрелил в меня с другой стороны. Я успел вовремя заметить его движение, бросился на землю, уклоняясь от пули, и в свою очередь подстрелил молодца еще будучи в полете.
Когда я вскочил, на Гранье наседало сразу двое морских разбойников, здоровяк и полуголый матрос. Я выстрелил в полуголого, решил, что дальше канонир справится сам, и вновь бросился в ту сторону, откуда перед этим звучал голос Юли.
Там, у кустов, шла жестокая схватка. На траве валялось несколько тел, уж не знаю, наших или чужих, а над ними в смертельном хороводе кружились Ширяев, трое моих матросов и два британца.