Нам крупно повезло. Повреждений «Вепрь» получил немало, но ни одно из них не было смертельным. Да и «Лань» уцелела, значит, встреча с ней — всего лишь вопрос времени.
И тут меня впервые посетила мысль: цела ли «Кошка»? Корабли гибнут сейчас десятками, кто может поручиться, что похитителям удалось благополучно пережить ураган?
Я никогда не боялся схватки, хоть и не лез в них без необходимости. Мужчина не должен бояться, если хочет считаться мужчиной. Еще — он не должен впадать в отчаяние. Из любого положения существует выход, даже самый крайний, просто умереть с честью, если не остается ничего другого. Но что можно сделать тут?
Что?!
Сзади раздалось вежливое покашливание.
— К полудню все будет закончено, Командор, — произнес Билл.
— В полдень точно определимся с местом, — слабым эхом отозвался Валера.
Я как мог взял себя в руки. Не к лицу раскисать при подчиненных, что бы ни творилось на душе.
— Где «Лань»?
— Судя по переговорам, совсем рядом. Только никак не встретимся.
— Флейшман тоже был тут.
— Так. Юра, иди отдыхать. — Глаза у моего помощника были красны, как на фотографии, сделанной «мыльницей».
— Я дождусь полудня… — начал Флейшман.
— В постели, — докончил я за него. — Это приказ.
Должно быть, в моем тоне просквозило нечто такое, что возражать Юра не осмелился.
— Парус на горизонте!
Юра мгновенно застыл, а на квартердек уже взбегал Гранье. Одежда нашего канонира была помятой, но сам Жан-Жак был привычно бодр.
Он взял у Флейшмана бинокль, какое-то время внимательно вглядывался в приближающийся корабль, а затем авторитетно заявил:
— Это «Лань»!
— Я что, отменял приказ? — повернулся я к Юре.
— Сатрап ты, Командор! — буркнул тот, но все-таки отправился в каюту.
На нашем фрегате царило ликование. Живы, нашли соратников (или они нас), так что же горевать?
— Будут какие-нибудь распоряжения, Командор? — Жан-Жак смотрел по сторонам с таким самодовольством, словно, не будь его, и никакая встреча бы не состоялась.
— Пока никаких. Определимся поточнее с местом и берем курс на Ямайку.
Глаза Гранье сверкнули. Очевидно, он уже предвкушал разгром, который мы учиним англичанам.
— Постараемся вначале разведать обстановку, — остудил я его пыл. — Может, никакой «Кошки» там нет.
Если бы чуть раньше, то я попер бы напролом. Тогда во мне говорил гнев, но и сейчас отнюдь не благоразумие. Просто наступил такой упадок сил, что я не чувствовал себя в состоянии на дерзкий поступок.
Мои соплаватели были настоящими друзьями, только бывают моменты, когда не могут помочь даже друзья. Мне было тяжело говорить, изображать из себя лихого капитана. Поэтому я спустился на палубу, прочь даже от самых близких мне людей.
Ко мне сразу подошел Ардылов. Мой бывший раб выглядел несколько смущенно, словно успел набедокурить в очередной раз.
— Тут такое дело, Командор… — Он замялся, никак не решаясь начать. — В общем, я не уверен, но…
И замолк. Пришлось несколько резковато заметить:
— Если решил сказать, то говори. Разберемся.
— Короче, перед самым похищением набрался я в доску и до дома не дошел…
Вот новость! Выпивал Ардылов частенько, соответственно, порою не рассчитывал свои силы.
— …А когда очнулся, померещилось, будто рядом беседуют двое. На английском. Причем один у другого требует что-то и взамен обещает забрать его на шлюпке с собой.
— Ну? — я невольно напрягся.
— Тогда я был не уверен, мало ли что пригрезится спьяну, а тут подумал… Короче, второй голос, по-моему, принадлежал Лудицкому. Больше некому.
— Так. Значит, здесь замешан Петр Ильич, — протянул я.
— Выходит. Но сто процентов не дам. — Вид у токаря действительно был нерешительным.
— Ладно. Догоним — разберемся. Но если… — Ох, попадись мне бывший наниматель и нынешний формальный слуга!
— Ты уж извини. Действительно пьян был, — мнется Ардылов.
Действительно пьян был, — мнется Ардылов.
— Бывает. Спасибо, что хоть сейчас сказал.
Я двинулся дальше вдоль борта, словно проверяя сделанную работу. Ближе к баку звякнули струны, а следом раздался хрипловатый, словно у великого барда, голос Жени Кротких:
Средь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Средь военных тpофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…
Я невольно застыл. Было что-то притягательное и в словах, и в неприхотливой мелодии, и в самом исполнении. Будто повеяло чем-то полузабытым, и я был не потрепанным, изрядно поколоченным жизнью мужчиной, а мальчишкой, жадно уткнувшимся в потрепанную книгу.
Около Жени, как всегда, собралась толпа свободных от работы моряков. Среди них я заметил невесть откуда взявшегося Ширяева и даже Гранье, которого совсем недавно оставил позади.
Может, это странно, но песня словно вливала в меня силы. Появилась уверенность, что еще ничего не потеряно и все мои страхи не стоят выеденного яйца.
Нельзя переживать заранее, обсасывать про себя то страшное, что ты не изменишь, если это лишь вариант, возможность, а то и вовсе надуманное. Нельзя.
Я дослушал песню до самого конца.
Ну, нет, таинственный Ягуар! Не думаю, что ты такой паршивый мореход, чтобы стать жертвой стихии. Очень уж умело ты вел себя в других случаях и вряд ли попадешься на такую нехитрую штуку. Главное, чтобы тебя не унесло к черту на кулички. Ты ведь в Кингстон должен держать курс. Больше-то бежать некуда. А уж там мы тебя найдем. Как миленького найдем.