Хуан уже оседлал коней — и верховых, и запасных. Калинин легко влетел в седло своего скакуна. Не зря он с увлечением занимался в Пор-де-Пэ верховой ездой. Раз уж данное время не знает автомобилей, то надо учиться ездить на том, что есть.
— Пошел! — Аркаша с трудом удержался, чтобы не перевести коня с места в галоп.
Но дорога предстояла дальняя, и следовало поберечь силы животных. Не говоря уже о том, что вид стремительно несущихся всадников может кое-кого навести на преждевременные мысли: куда они несутся, кто они вообще такие…
А оно надо?
22
Кабанов. Осада
Полоса везения кончилась. Проще говоря, Фортуна повернулась к нам задом.
Строго говоря, для большинства моих современников и спутников даже подобный поворот показался бы сказочной удачей. Но только для того большинства, которое погибло в первый день на роковом острове. Погибло, не успев ничего понять.
Но только для того большинства, которое погибло в первый день на роковом острове. Погибло, не успев ничего понять. Были — и нет.
Мы же успели несколько избаловаться длительной чередой удач. Сумели выжить — удача. Ограбили кого — удача. Вырвались из очередной ловушки — счастье.
Не скажу, будто чувствую себя в этом веке в своей тарелке. Приспособился, даже достиг некоторого положения. Вроде, нет никакого резона жаловаться, только так порой не хватает привычных, но, увы, недостижимых мелочей! Ежедневного душа, теплого ватерклозета, главное же — книг.
Только к чему говорить о грустном, когда можно о очень грустном.
Полоса неудач преследовала нас с самого похода на опустевшую Тортугу. Причем имела этакий изощренно-издевательский характер. Мы просто каждый раз не успевали. На чуть-чуть. Но этого чуть-чуть вполне хватало.
Мы чуть опоздали в Пор-де-Пэ, и женщины были похищены. Мы чуть не догнали «Кошку», помешал ураган. Мы дважды находили ее, однако в первый раз не успели догнать до темноты, во второй — она сменила экипаж.
Наконец, мы едва не застали новую бригантину Ягуара в порту, но и тут британец успел улизнуть буквально накануне. Катастрофа нашего фрегата была лишь жирной точкой, венчающей печальный список неудач.
На самый худой конец судьба оставила нам крохотную лазейку. Пара небольших парусников, захваченных в порту, вкупе со спасательной шлюпкой позволяли выйти в море, а там, если наконец повезет, то и разжиться более стоящим судном. Правда, поместиться мы могли бы только впритык, да плюс награбленное в городе имущество забило бы трюм. Да только лучше в тесноте на свободе, чем гнить на берегу в ожидании прихода испанских войск из других мест. А что они придут, сомневаться не приходилось. Улизнувших жителей хватало, и власти просто будут обязаны принять какие-то меры.
Крайний случай пока не наступил. Погода испортилась настолько, что выйти в море на утлых суденышках было едва ли не равносильно самоубийству. У кого как, а у меня еще хватает дел на этом свете, чтобы раньше времени спешить в иной. Да и придется умирать — все же предпочитаю иную смерть, чем прощальный глоток соленой воды. Тонул как-то в детстве, больше не тянет.
Войска пока тоже не подошли. Расстояния велики, толковые дороги не проложены, корпус быстрого реагирования не сформирован. Опять же, ни вертолетов, ни наземного транспорта. И третье в эту кучу — нам удалось спасти фрегат.
Когда стало ясно, что ветер усиливается и повторение шторма неизбежно, на спасение корабля были брошены без малого все люди. В городе и в крепости остались незначительные патрули. Местные жители заперты, дабы не мешались и не пытались бежать, рабы привлечены к работам. Итог — предельно облегченный «Вепрь» с заделанной на живую нитку пробоиной, даже не столько заделанной, сколько залепленной пластырем снаружи, кое-как с помощью шлюпок был введен в бухту и оставлен на мелководье у берега.
Ему предстоял еще долгий ремонт. Даже в относительно спокойной гавани работать оказалось почти невозможно. Но у открытого ветрам и волнам берега фрегат оказался бы разбитым в первый же день.
Мой бывший персональный раб Ардылов, боцман Билл, плотник и большая часть моряков пытались как можно скорее оживить корабль. Остальные несли караулы на огораживающей город стене, совершали разведку во всех направлениях.
Царило состояние, которое я бы назвал тревожной идиллией. Люди прекрасно сознавали нависшую над ними опасность и в то же время отдыхали, работали, вообще, вели себя так, словно ничего страшного не произошло. Наверное, срабатывала привычка. В здешней повседневной жизни опасностей столько, что никто особенно не придавал им значения.
В здешней повседневной жизни опасностей столько, что никто особенно не придавал им значения. Предпринимали некоторые меры, и только. Зачем раньше времени переживать и забивать голову?
Так продолжалось до того самого момента, пока не вернулся Аркаша. Почти никто не придал значения тому, что против нас вышли в поход солдаты. Этого ждали рано или поздно. Зато весть о том, что «Сан-Изабелла» находится относительно недалеко, взбудоражила многих.
Меня — особенно. Не говоря уже о женщинах, по моей вине переносящих тяготы плена, грызла мысль о тех, кто пошел за мной и со мной исключительно помочь. Вправе ли я таскать их с одного конца архипелага в другой? Одно дело — погоня, надежда разобраться одним ударом. Другое — бесконечные поиски.