— Интересно, они из одного отряда? — тихо проговорил Антон. — Или здесь доспехи сделаны под один стандарт?
— Понятия не имею. Возможно, из одного. Тогда у нас будут проблемы. Из-за коней.
— Думаешь, опознают?
— Могут. Хорошо хоть рыцарского коня отпустили. Того уж точно узнают.
— Может, не стоит заезжать? — спросил Харким. — Как бы не влипнуть. Весь городок не перестреляешь…
— Это верно. Но заехать надо. Нужна информация. А также продовольствие, корм лошадям и… местные деньги. Так что вперед. Но ворон не ловим.
И мы поехали дальше.
Волнения были напрасны. Никто на нас подозрительно не смотрел. На коней не косился. И с вопросами не приставал. И все потому, что в Радикарете в самом разгаре был торг.
Центральная площадь городища — почти правильный квадрат сто на сто метров — застроена рядами палаток, шатров, ларьков. От разноцветья тканей и тряпок рябило в глазах. Торговали решительно всем. Мясом, рыбой, дичью, овощами и фруктами, водой, железом, посудой, тканями, оружием и доспехами, седлами, обувью, одеждой…
Над торгом стоял сплошной гул сотен глоток, сдабриваемый пиликаньем струнных инструментов и свистом дудок заезжих трубадуров.
Для нас с Антоном, видевших подобные мероприятия, все было вполне привычно, обыденно. А вот Невед вертел головой, моршась от шума.
Я первым разглядел широкий проход между торговыми рядами, специально сделанный для конных и пеших, и направил туда коня.
— Проезжаем!
— А закупки? — крикнул Невед.
— Потом.
Тот не понял, но я махнул рукой, и инженер послушно повернул коня.
— Найдем постоялый двор, снимем номер, перенесем вещи. А уж потом на базар, — объяснял ему Антон. — Нечего с таким грузом по улицам шастать.
* * *
Мы проезжали мимо рядов, бросая взгляды по сторонам. Ярко раскрашенная посуда, сапоги разных фасонов, блестящие на солнце клинки ножей и кинжалов, целые горы фруктов, отделанные шитьем кафтаны…
Спорили торговцы, ругались из-за товара покупатели, нудно ныл калека, прося милостыню, орал обворованный мужик, визжала затисканная в толчее молодка.
Ближе к выходу палатки и столики поредели. И мы увидели впереди разноцветный купол и высокий помост под ним. На помосте выделывал сальто ловкий парень, затянутый в черное трико. Он прыгал через голову вперед-назад, садился на шпагат, стоял на голове, не прекращая жонглировать тремя кинжалами. Потом вдруг замер, присел и с разворота кинул кинжалы один за другим в деревянный прямоугольник, стоящий метрах в пяти от него. Клинки вошли в дерево точно один под другим. Последний перерубил тонкую веревку, что удерживала бумажного воздушного змея. Змей взлетел над площадью и повис на высоте десяти метров. К нему была привязана еще одна веревка.
Зрители — человек тридцать — закричали, захлопали. В стоящем на краю помоста маленьком блюдце зазвенела медь.
— Еще и балаган есть, — хмыкнул Антон. — Богато живут.
— Вон еще, гляди.
Я кивнул в сторону, где стоял другой помост. Чуть ниже первого. На нем была натянута ширма. Из-за ширмы торчали две куклы. Одна явно женская. Облаченная в набедренную повязку, с непомерно большой грудью. В руках молния в виде зигзагообразной стрелы. Вторая фигура — здоровенный мужик. Он то и дело падал на колени. А кукла-женщина потрясала молнией.
— Очень актуальная постановка, — сказал я.
— В смысле?
— В смысле — сценка из реальной жизни. Баба с молнией, несомненно, гарпия. А мужик…
— А мужик и есть мужик. Захват пленного? Будущего осеменителя?
— Вроде того. Интересно, как здесь изображают оружие гарпии.
— Ничего особенного, — буркнул подъехавший Невед, — примитивный уровень…
— Не скажи. Это шоу — отражение реальности, каковой ее понимают аборигены. Молния — образ. Видение. В представлении людей гарпии бросают во врагов молнии. То есть что-то блестящее и смертельно опасное.
— Ну?
— А что может быть блестящим и опасным в десятом-одиннадцатом веках?
— Стрела. Болт арбалетный. Какая-нибудь огненная смесь. Их уже умеют делать.
— Да. У нас это был «греческий огонь». Но подобная, с позволения сказать, техника — вещь громоздкая и тяжелая. В руке не удержать. Тем более в женской. А тут ясно передано — молния в руке.
Невед пожал плечами, с сомнением посмотрел на куклы и сказал:
— Насчет балагана не знаю. А вот что на нас пялятся некие типы, это да. По-моему, это воришки.
— Вполне может быть.
А вот что на нас пялятся некие типы, это да. По-моему, это воришки.
— Вполне может быть. В таких местах их полно. Внимательно следи за вещами и не зевай.
Мы подъехали ближе к помосту и расслышали слова незамысловатой песенки. Исполнял ее актер, державший куклы. Музыкальное сопровождение обеспечивала молоденькая девчонка лет пятнадцати. Она сидела рядом с помостом и перебирала струны некоего инструмента, напоминавшего гусли, балалайку и арфу одновременно. Доска с дырой, четыре струны, дека… Струны, конечно, из жил, а не из металла. Но звук выходил вполне приличный. Правда, простенький. Не тянул и на три аккорда.
Меня больше интересовали слова. И хотя за гомоном голос певца был не очень слышен, но разобрать можно.
Что-то о рыбаке, вытащившем сетями вместе с рыбой некую рыбку… которая обернулась грозной гарпией… Та требует подчинения и исполнения долга. А рыбак не хочет, боится. Да и не знает, как с рыбой поступить, чтобы долг исполнить…