— Э… — вымолвил Эмилий Павел. — А в чем, собственно, проблема? Вам откуда лучше — из вены, из пальца?
— Из вены, — сказал Сулла. — А вы не шутите?
— А вы? — в упор спросил Эмилий.
— Я — нет.
— И я — нет. Берите.
Из смуглых пальцев Еврипида словно сам собою выползла тоненькая трубочка с остреньким жальцем; она обвилась вокруг белого запястья, нашла живчик на кисти патриция Эмилия и сделала ему больно. Ее хвост покраснел и отяжелел от выпитого. Наконец она нехотя оторвалась, последняя капелька упала на гладкую кожу патриция и стекла, почти не оставив следа. Эмилий перевел дыхание.
— Ну вы и жадина, — сказал он. — Я ведь и завтра буду здесь, не так ли?
Еврипид держал свою трубочку за оба конца, взирая на нее с алчностью и благоговением. Ему не терпелось бежать в лабораторию, где уже все было, надо полагать, готово. А брат Тассилон нарочно задерживал его, решив помучить.
— Не понимаю, друзья мои, что вас так удивило. Мое безусловное согласие сотрудничать? Мое самоотречение? Не спорю, положение патриция иногда обременительно… Но мне и прежде доводилось сотрудничать с различными генетическими фондами, — разглагольствовал патриций Эмилий, поглаживая укушенную руку. — Многие состоятельные граждане в больших городах учреждают частные генетические фонды. Не говоря уже о благотворительных и тех, которые поддерживает государство. Первейший долг всякого патриция — забота об обездоленных, забота действенная, бескорыстная. И в первую очередь это должна быть забота о здоровье. Для этого разрабатываются, например, программы генетической поддержки материнства и детства…
Он говорил и говорил, а потом вдруг страшно устал, махнул рукой и повалился на кровать.
— Спит? — шепнул Еврипид.
— Сплю, — пробормотал патриций Эмилий.
С драгоценной ношей Еврипид выбрался из комнаты гостя и почти бегом бросился в лабораторию. Крошки, немые и бесшумные, при появлении Тангалаки оживились и разом устремили на него маленькие, почти белые глазки, неприятно похожие на глаза большого Суллы. Кровь брата Тассилона, капля за каплей, начала сцеживаться в первый перегонный куб.
Таким образом, ночь проходила для всех различно. Оруженосцы-карлики, например, спали преотлично, поскольку ни чистота крови, ни больная совесть их не отягощали. Погруженная в забытье, испускала болотные звуки туша Метробиуса. Гай Корнелий Сулла остывал в лесу, среди разбросанной по траве отравленной снеди. Тэкла подремывала, всякую секунду просыпаясь, на ветках дерева, растущего у самого края пустой полосы перед оградой латифундии — ждала братию.
Еврипид Тангалаки, пряча под одеждой колбы с заветным генетическим субстратом, перебирался через стену, стремясь поскорее слиться с чернотой ночи и погрузиться в бесконечные объятия Арденнского леса. Он жаждал сократить расстояние между собой и Нарбоном, и каждое мгновение отныне предназначалось служить единственной цели — приближать Еврипида Тангалаки к несметным богатствам облагодетельствованного банкира.
И поскольку впоследствии Тангалаки достигнет этой цели, то есть окажется в Нарбоне и испробует препарат крови патриция Эмилия на двух менеджерах Нарбонского банка и одном налоговом инспекторе, то и рассказ об этом двухголовом мутанте, живом опровержении несторианской ереси, можно худо-бедно считать завершенным.
Любознательных отсылаем к сочинению популяризатора криминалистики Гензерика Назики «Нераскрытые преступления, совершенные с особой жестокостью».
В густых лесопосадках перед латифундией тихо, быстро совещались мутанты, прибегая больше к жестам, нежели к словесной речи. Операцию надлежало начать и завершить до рассвета. Отряд возглавлял теперь брат Одилий.
Главной слабостью — или, если угодно, отличительной особенностью этого брата было глубочайшее, почти болезненное сострадание к животным. Одно время он являлся активным функционером террористической группы «Иеронимовы львы». Это были крайние левые радикалы, идеологически примыкавшие к Кафолической Церкви Ромариканского обряда. Их учение сводилось, в кратких словах, к следующему.
Как известно, в своем грехопадении Адам увлек за собою всю живую тварь, так что и львы, и волки, и всякая мышь и рыба были изгнаны вместе с ним из рая. Это была первая вина человека. Выпустив в мир Силу, человек подверг мутациям сам себя — вполне заслуженное наказание. Но вместе с человеком разделила последствия его злодеяний опять же вся живая тварь. Следовательно, человеческая совесть требует жалеть и спасать все живое — в слабых попытках загладить причиненное твари зло.
Экстремисты из группы «Иеронимовы львы» исправно взрывали катера, уничтожавшие радиоактивную рыбу, дабы жители прибрежных районов не употребляли ее в пищу и не усугубляли врожденные мутации. Эти же боевики поливали из огнемета лесничих, которые вели отстрел наиболее мутированных особей среди лесной дичи, в первую очередь агрессивных саблезубых волков и медведей-небоскребов. «Львы» повесили троих животноводов за жестокое обращение с мутированным приплодом. Попытки топить котят с атрофированными лапками не раз заканчивались плачевно для самих хозяев, которых находили потом в той же реке с камнем на шее.