— Попробуем для сравнения, — уговаривал он брата Иммо купить снадобье для улучшения кожи.
— Смотрите: я намажу вам кремом половину лица… Идеально разглаживает морщины по меньшей мере на девять клепсидр… Эффект сразу.
Брат Иммо охотно подставил силиконовое лицо и зажмурился. Прочие сгрудились вокруг, наблюдая с интересом за ловкими манипуляциями Еврипида Тангалаки. А тот ворковал:
— Знаете, опробовано. Один мутант много лет страдал от сморщенности кожи. Его все принимали за старика. Нам-то, пожившим, это, конечно, было бы безразлично, а каково-то молодому? Кровь так и поет в жилах, охота погульбанить, найти себе подругу — а тут… Эх! — Он нанес на щеку брата Иммо тонкий мазок и осведомился: — Щиплет?
— Нет, — ответил брат Иммо.
— Нет? Странно… Ну вот, после применения этого средства ситуация радикальным образом изменилась. Среди обывателей принято считать косметику чем-то внешним, но ведь на самом деле косметика затрагивает самую сущность нашей жизни. Она способна изменить бытие к лучшему, изменить настолько, что впоследствии мы и сами зачастую не можем понять: как жили все эти годы без продукта?
— Какого продукта? — спросил брат Иммо.
— Это собирательное название — профессиональный жаргон, так сказать. «Косметика сердца» — официальное название. Полностью соответствует действительности, кстати, — можете попробовать… Жжет?
— Нет.
— Странно, — повторил Еврипид. — Должно ощущаться поначалу легкое жжение. — Он отошел чуть в сторону и взглядом художника воззрился на намазанную 1/2 личины брата Иммо. — Ну вот, теперь совсем другое дело. Разве вы не видите? — обратился он к стоящему рядом брату Колумбану.
Тот спросил:
— Чего я не вижу?
— Разницы между половинами его лица! Щитовая — старая, сморщенная, с крупными порами, а мечевая — гладенькая, как попка новорожденного патриция!
Силиконовый брат Иммо сохранял полную невозмутимость, только ресницы у него дрожали. Тэкла поглубже зарылась под капюшон. Ей было и противно, и очень смешно.
Брат Колумбан чрезвычайно серьезно ответил:
— Разница просто вопиющая!
— Но не жжет, — сказал брат Иммо.
— Странно, — повторил Еврипид Тангалаки.
— А почем вы продаете свои снадобья? — поинтересовался брат Колумбан.
— У нас существует гибкая система скидок и промоушенов, — оживился Еврипид, но брат Колумбан перебил:
— А сколько это в сестерциях ассигнациями?
Тангалаки надулся и, не отвечая, стал складывать сокровища обратно в короб. Его пока не останавливали — просто наблюдали.
Вот тут-то самое время Еврипиду призадуматься и насторожиться: почему эти мутанты ведут себя не так, как другие? Но близость настоящего патриция подействовала на Тангалаки парализующе. Он словно надышался угарного газа. За неясными колеблющимися фигурами его мысленный взор различал иные картины, такие захватывающие, что в груди словно бы образовались «гардарикские горки»: у-у-у-х! вниз! а-а-а-х! наверх! — и так много-много раз.
Брат Иммо видел, что Тангалаки появился в этих местах не просто так, и сильно подозревал торговца в связях с Метробиусом. Или с Суллами. Возможно — опытный орденский функционер вполне допускал это — Суллы, все вместе или некоторые из них, и их создатель Метробиус преследуют совершенно различные цели.
Или с Суллами. Возможно — опытный орденский функционер вполне допускал это — Суллы, все вместе или некоторые из них, и их создатель Метробиус преследуют совершенно различные цели. В конце концов, каждый из них стремится к индивидуальному бессмертию — стандартная цель любой искусственно созданной имитации жизни.
По роду своих занятий он, как и другие братья, изучал богословие зла. Отец Юнгерикс, по просьбе руководства, провел несколько семинаров. Сказанное там в немногих словах обобщалось следующим образом. Зло, несомненно, всегда получает фору, поскольку именно оно делает первый ход. Однако у него есть и свое слабое место. Зло по своей природе ненавидит любую иерархию. Оно всем своим существом противится подчинению. Ergo: зло всегда разобщено и тяготеет к созданию фракций.
Следовательно, между Метробиусом и Суллами не обязательно существует полное единство. Скорее всего, в среде подчиненных Сулл имеются оппозиционные группировки. И одна из этих группировок каким-то образом связана с Тангалаки.
Пока Еврипид копался в побрякушках и коробках со снадобьями, Тэкла снова взялась за ложку и сказала Линкесту:
— Надо поесть.
Она говорила тем особым, утомленно-терпеливым тоном, который обыкновенно не сулит капризному ребенку ничего хорошего. Линкест страдальчески, по-песьи, скосил на ложку глаза. Тэкла вздохнула, заклокотав всем горлом. Небольшая врожденная неправильность гортани позволяла ей в минуты раздражения издавать воркующие звуки, похожие на брачную песню голубя.
Рядом уселся на землю один из переодетых мутантов.
— Я брат Колумбан, — представился он Тэкле вполголоса. И добавил: — Иди к нему. Купи у него что-нибудь. Брошку, перстенек. Выведай, зачем он сюда пришел.
— Я? — удивилась Тэкла.
— У него здесь встреча с кем-то из них… — Брат Колумбан неопределенно качнул головой в сторону. — Хорошо бы знать, с кем. Женщине он может наболтать лишнего.