— Ты теперь спишь и приобретаешь хороший отдых, — молвила сестра Бригита. — Здесь абсолютно никакой тревоги.
— Но я не могу так просто заснуть! — взмолилась Тэкла.
— Теплый вино? Специальный отвар? Снотворительное? — спросила сестра Бригита.
Тэкла потянулась в постели, как маленькая девочка.
— Лучше расскажите что-нибудь…
— Милая дитя, всем любопытный увидеть лицо под капюшон летального мутанта, но лучше этого не делать из-за разочарований, которое неизбежный. Я — как мой голос. Так лучше.
— У вас ласковый голос, — согласилась Тэкла. — Красивый.
Я — как мой голос. Так лучше.
— У вас ласковый голос, — согласилась Тэкла. — Красивый.
Сестра Бригита вдруг всхлипнула. Тэкла тотчас ощутила жгучий испуг — не обидела ли она мутантку случайным замечанием. Но сестра Бригита поспешила успокоить ее.
— Это доброе слово, — выговорила она сквозь слезы. — Мы держим сердце мягким, чтобы не действовать иногда жестоко. Мы ведь сильные. И часто плачем. Так — хорошо. Это правильный.
— А, — протянула Тэкла смущенно. — Альбин Антонин, мне кажется, тоже очень сильный человек, но он никогда не плачет.
— Антонин есть patricius, это совершенно иной дело, — возразила сестра Бригита. — Он — благородный происхождений. А мы должны всегда учиться быть добрый и с милое сердце. Это записан в наш устав также. Теперь тебе суждено спать, а мы вырабатываем стратегия.
— А разве вам не лучше бы тоже выспаться? — спросила Тэкла уже сонно. — Завтра трудный день, сперва переход, потом, возможно, сражение…
Сестра Бригита тихо засмеялась.
— Орден есть много количество членов. Одни вырабатывают стратегия всю никту напролет, другие отдыхают и потом люмен напролет сражаться. Теперь тебе надо складывать руки — вот так, — она сложила руки в перчатках и переплела пальцы.
Тэкла чуть согнула свои ладони-рукавички. Сестра Бригита покачала головой.
— Не надо так. Просто приложи ладони в подобном случае. И теперь надо повторять: Atta unsar, thu in himinam…
— In himinam, — повторила Тэкла послушно. — Это написано на статуе святого Ульфилы, да?
— Galeiks, — одобрила сестра Бригита. — Именно. Значит: на небе. Отец на небе — это ясно? Нет сомнений?
Тэкла быстро покопалась в памяти, и опять выскочили эти назойливые Объединенные Мутанты. Они много говорили об общем отце на небе. В связи с этим, растолковывали они, все между собой равны. То есть, изначально так было. Но потом произошло разделение по степени мутации и все стали не равны. То есть, перед общим отцом все все-таки равны. А на земле, между собой, — не равны… Они объясняли это очень долго и показывали разные картинки — например, о патриции Лазаре и Лазаре-мутанте, о молящемся патриции и кающемся мутанте — и так далее, но Тэкла ничего толком не поняла.
— Отец на небе — это общий отец, — сказала она. Наученная отцом Юнгериксом, Тэкла остереглась упоминать Объединенную Церковь Мутантов.
Сестра Бригита обрадованно кивнула.
— Он все видит с небо, всех жалеет и любит. А мы — его. Очень хорошо. Мир есть полный любовь. Даже для летальный мутант…
Она еще читала свою молитву, а Тэкла уже спала и во сне она летала и улыбалась.
Потом ей приснилось странное. Человек с прямой, несгибающейся спиной и хмурым лицом. Он не был мутантом. И не был патрицием. Он жил до того, как люди разделились на мутантов и патрициев, — до всего. И поэтому совершенно не радовался своему полному внешнему сходству с Адамом. По правде сказать, его это вовсе не занимало.
Этот человек получил должность — следить за маяком. Маяк стоял где-то на самом краю света, вдали от всех людей, там, где начинается Последний Океан, и был таким же несгибаемым и хмурым, как и его смотритель. А вокруг маяка раскинулось огромное кладбище.
Множество дощатых, наскоро сбитых крестов, одинаковых — если не считать того, что некоторые были кривыми, — и на каждом написано имя. И дощечки, и земля вокруг были серовато-желтыми, и Тэкла во сне поняла, что таков цвет старого песчаного пляжа. Моря же она не видела, потому что оно ее страшило.
Хранитель маяка долго ходил по кладбищу, читая имена, как книгу, и так продолжалось до того мгновения, пока он не увидел свое собственное. Он раскопал могилу и убедился в том, что она пуста. Тогда он перерыл и прочие могилы, и нигде не обнаружил тел. Только кресты и имена. А в последней сидел смешной голенастый шутик. Он показал копавшему «нос», шевеля растопыренными пальцами, и закричал:
— Да! Они все живы! Они умерли для фатерлянда! Они в плену! А ты-то как удрал?
— Я прошел через весь Арденнский лес, — сказал смотритель маяка и поскорее закопал шутика.
А потом Тэкле приснились стихи:
Привет мой вам, Арденнские деревья!
Я, безоружный и беспечный, шел
Под вашей сенью — юн, и глуп, и гол —
И стяг небесный, торжествуя, реял
Над головой влюбленного юнца.
О лес, где разбиваются сердца
О камни неизбежной здесь разлуки;
О лес, разъединивший наши руки,
Ответь мне, вековечный исполин:
Увижу ли я вновь мою Лауру
Иль, одинокий, постаревший, хмурый,
Исчезну в зелени твоих пучин?
«Арденнский лес полон призраков», — подумала — все еще во сне — Тэкла.
* * *
То же самое она могла бы повторить и наяву, когда сереньким, как мышка, рассветом ее пробудила сестра Бригита и тихо сказала, что все готово: завтрак ждет и пора выступать.