— Эгей, ты готов? Ты ведь хотел прийти пораньше, а?
Очнувшись от раздумий, Инди поднял глаза. Рыжая шевелюра Шеннона растрепана как всегда. Перекинув мантию через руку, он одновременно надевал пальто и галстук и при этом кивал. Рукава пальто чересчур коротки, но Шеннону на это абсолютно плевать. Волнуясь или нервничая, Джек вечно кивал головой, как сейчас. Впрочем, он всегда казался слегка взвинченным, и вообще, не от мира сего. Совершенно умиротворенным Джек выглядел лишь во время игры на корнете. В такие моменты казалось, будто его нескладная фигура летит вслед за музыкой, и уже никто не замечал ни его огромных ступней, ни длиннющей шеи с торчащим кадыком.
Инди еще раз оглядел себя и снял шапочку. До аллеи, где проводится церемония, не больше пары кварталов. Минут пять ходьбы.
— Ладно. Дай хоть одеться. Я еще без штанов.
— А слабо пойти прямо так? Выпускник без штанов, вот хохма!
— Нет уж, спасибо! Ни к чему.
Инди следил за отражением Шеннона, понимая, что сейчас последует какое-нибудь предложение.
— Знаешь, что я тебе скажу? Ставлю бутыль самогона. Надеремся до чертиков.
Инди пожал плечами. Черт, под мантией-то все равно не видно! Никто и не догадается.
— Идет.
Собственно говоря, сама церемония его не очень интересовала. Скорей бы уж все кончилось. А явка без штанов внесет хоть какое-то разнообразие.
— Прямо как сейчас слышу старика Малхауза, — выходя из дома, изрек он и заговорил низким, солидным голосом, передразнивая ректора университета. — «Вы новое поколение, поколение надежды. Война окончилась. Ступайте в мир и покажите остальным, кому не повезло родиться в Америке, что наша молодежь трудолюбива и деятельна, что наши люди знают свое дело, каким бы оно ни было».
Что-нибудь в этом духе. Нет, прийти пораньше Инди хотел отнюдь не ради церемонии.
— Ну, и как оно без брюк? — поинтересовался Шеннон, шагая по осененной дубами улице.
— Прохладно. Слегка поддувает. Непременно попробуй.
Инди ожидал, что Шеннон рассмеется и откликнется шуткой, но тот задумчиво глядел вдаль.
— Твой отец будет?
— Занят, — покачал головой Инди. — Черт, даже не удосужился извиниться.
— Серьезно?
— Ага. Уж такой он человек. У моего отца, признанного специалиста по гордиевым узлам науки, не хватает времени ни на что, помимо его ученых изысканий.
— Он всегда был такой?. 7
— Изменился после смерти матери. Я тогда еще ребенком был. С тех пор, как я ни стараюсь, он все больше отдаляется от меня. Пожалуй, в лингвистику я подался, чтобы привлечь его внимание.
Шеннон глянул на него с удивлением.
— А при чем тут лингвистика?
— Сколько я себя помню, он всегда говорил, что язык — ключ к пониманию человечества. А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?
— А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома.
А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?
— А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома. Черт, да кой сдался мне этот диплом?
— Джек, ты чего? У тебя уже есть работа, ты будешь хорошо зарабатывать.
Шеннона уже наняли бухгалтером в одну чикагскую автотранспортную компанию с окладом двести пятьдесят долларов в месяц — сумма по тем временам неслыханная. Когда Инди поинтересовался, как он получил эту работу, Шеннон буркнул что-то насчет «семейных связей».
— У тебя даже останется время играть в клубах, — продолжал Инди. — Эй, ты не забыл, что вечером мы идем в «Королевские сады» на Кинга Оливера? Настоящий новоорлеанский креольский джаз. В общем, все дается тебе в руки само. Чего тебе еще не хватает?
Шеннон молчал, пока они не перешли улицу.
— Ты ведь собираешься играть, разве нет? — спросил Инди, рассматривая проезжающее мимо сверкающее новехонькое авто «Жестянка Лиззи».
— Я заключил сделку.
Инди заметил, как помрачнело лицо приятеля.
— Какую еще сделку?
— Я должен бросить джаз. Такова цена моей работы.
— Бред собачий! Чего это ради?
— Это «несерьезная» музыка, Инди.
Инди знал, что джаз с трудом пробивает себе дорогу. Многие белые считают, что синкопированный такт — ритмический акцент в неожиданном месте — и импровизация являют собой «музыку диких джунглей». Как сказал по радио один комментатор, «она заставляет слушателя дергаться странным, непредсказуемым образом».
— Дерьмовая ситуация, Джек, ведь ты мог бы достичь высот Эрла Хайнса и Джонни Доддза. Вот увидишь, как только эту музыку оценят, все переменится.
— Вот уж не знаю, дождусь ли этого, — Шеннон покачивался из стороны в сторону, размахивая длиннющими ручищами в такт собственному ритму. — Знаешь ли, в бесчинствах на Южной стороне обвиняют джаз. Можешь ты в это поверить?
— Да ведь бузотеры не имеют с джазом ничего общего.
Расовые волнения в городе стали ложкой дегтя в бочке медоточивого блаженства нации по поводу победы союзных государств в Мировой войне. Буйствующие толпы создавали печальный контраст грандиозным парадам, промаршировавшим по Пятой авеню в Нью-Йорке, знаменуя триумф американской нации.
— Это не парадная музыка, Инди. Ты понимаешь, о чем я. Слушая ее, никто не чувствует себя эдаким чертовым героем, вот в чем проблема.
— Да ведь ты всегда можешь поехать со мной в Европу и начать новую жизнь, — хмыкнул Инди.