Офицер послушно отлетел, сбитый с ног нежданным ударом, а за Командором уже неслись взбодренные исходом схватки матросы…
Но сопротивление вспыхнуло не только на квартердеке. Кому-то удалось организовать канониров на нижней палубе. Они рванули на помощь своим товарищам, еще не догадываясь, что помощь уже не нужна и наверху все закончено.
Ширяев встретил карабкающихся канониров выстрелом из пистолета. Другая рука у него была занята полусаблей. Рядом разрядили оружие Кротких и Антуан.
Промахнуться, стреляя в неширокий люк да по толпе, было невозможно. Кто-то внизу вскрикнул, послышался звук падения, зато остальные отхлынули прочь.
— Выходи по одному! Без оружия! Фрегат уже захвачен! — крикнул по-английски Григорий. Голландского он просто не знал.
Какое-то время ничего не происходило. Ровно столько, чтобы столпившимся защитникам стала ясной царившая вверху относительная тишина. В том смысле, что если и раздавались крики, то повелительные, но уж никак не вопли ярости и борьбы. Ни выстрелов, ни звона сталкивающихся клинков…
— Сдаемся! — донеслось из люка. — Не стреляйте!
И один за другим из него стали подниматься моряки. Как и требовалось — без оружия. Их сразу конвоировали к кубрикам. Без лишней суеты, деловито.
Что делать пленным на палубе?
— Костя! Этот приз поведешь ты, — распорядился Командор, обращаясь к Сорокину. А потом добавил: — Хорошо, что идти недалеко. А то бы…
Продолжать не было смысла. Один экипаж на четыре корабля — хоть разорвись. Да еще пленные, которых надо охранять. Да опасность налететь на англичан.
Впрочем, Шербур действительно был сравнительно рядом. С таким ветром — день хода. Ерунда.
14
Кабанов.
Награды
Наше появление вызвало в городе всеобщую радость. Глубинная Франция была почти равнодушна к идущей который год подряд войне, но в портах дело обстояло иначе.
Война была рядом в виде постоянно шнырявших вокруг да около британских и голландских кораблей, попыток бомбардировок, морских стычек, хиревшей торговли… Захочешь — не забудешь.
Конечно, встреча не напоминала те, которые ждали нас в Пор-де-Пэ. Там бы давно распахнули двери все кабаки, а их владельцы довольно потирали руки, зная, что скоро почти вся заработанная потом и кровью добыча перетечет в их здоровенные карманы. Откладывать деньги на черный день среди большинства флибустьеров было не принято. Спускалось все, кроме оружия. Последнее холили и лелеяли, как единственное средство пропитания, и в этом были очень похожи на казаков.
Здесь дела обстояли чуть иначе. Местные моряки были людьми семейными, и потому часть средств отбирали благоверные супруги. Да и самих денег выходило намного меньше. Капер — лицо частное, однако как бы состоящее на службе. Только не совсем, а по договору, за определенный процент. Да и то вначале требовалось продать добычу на аукционе. Дело нескорое…
Победа остается победой. Ушел в море один корабль. Вернулось четыре. На фоне бездействия основных сил флота это поневоле впечатляло.
В начале войны эскадры просто не выпускались в море, тонули под грузом разнообразных противоречивых распоряжений. Потом последовал краткий период активности, не принесший перевеса ни одной из сторон, и вот теперь тянулось затишье.
Я стоял на квартердеке и думал, что подобная история будет повторяться не раз и не два. По крайней мере, в моей стране. Крупные корабли будут вальяжно впустую прогуливаться по морю или застынут в базах, а тяжесть войны перепадет легким силам. В Японскую и Мировую это будут миноносцы, в Отечественную — катера и подводные лодки. Балтийский флот с сорок второго года не выпустит за пределы Кронштадта даже захудалого эсминца. Словно последние создаются исключительно для мирных маневров.
…Для меня возвращение было отчасти печальным. Пусть я никогда не мечтал о морской карьере, пусть сам же старательно убеждал своих ребят в необходимости как можно скорее завязать с нашим невольным промыслом: я не могу терять их одного за другим, — однако человек привыкает ко всему. Мне поневоле стало грустно, что это последний поход нашей славной команды. Дальше пути расходятся.
Каждый выбирает по себе
Женщину, религию, дорогу…
Дорога еще какое-то время будет одна. В Россию хотят все. Просто потому, что во Франции делать нам нечего. Здесь никаких перспектив. Кое-как устроиться можно, но что значит кое-как? На родине сейчас бурная эпоха, когда каждый в состоянии сделать карьеру. Да и слово какое: «Родина»!
Путешествовать туда мы наверняка будем вместе, однако пути наши расходятся уже сейчас. Это неизбежно, да только всегда невесело. В последние годы мы как бы стали одним целым. Столько всего пережито…
И сразу добавилась дурная новость.
В толпе встречающих я увидал Петровича. Грустный вид нашего эскулапа говорил сам за себя. Все стало ясно, и хоть я еще на что-то надеялся, надежда была тщетной.
Жерве скончался. Ничего удивительного в эпоху, когда потери от болезней в любой армии намного превышали число убитых. И все-таки… Даже глупо как-то.
Старый моряк был честным человеком. Он здорово помог мне после злосчастной дуэли, да и теперь, как выяснилось, действовал из лучших побуждений. А я даже не смог проводить его в последний путь. Мир праху твоему, капитан!