Голова продолжала побаливать. Однако чуть притихла жажда, да и вообще самочувствие стало относительно терпимым. Если бы еще вина было побольше…
— Мы с Гришей едем к Поншартрену, — объявил цель визита Сорокин.
Если бы еще вина было побольше…
— Мы с Гришей едем к Поншартрену, — объявил цель визита Сорокин. Они с Ширяевым сравнялись в чинах, однако в прошлой жизни Сорокин дослужился до старшего лейтенанта, а Григорий был всего лишь сержантом. И ни тот ни другой не забыли этого.
— Зачем? — Думать Флейшман был способен лишь с большим трудом. Спросить гораздо проще.
— Мы были у Наташи и Юли, — с оттенком понятного раздражения отозвался Ширяев.
Всегда трудно смотреть в глаза осиротевшей женщине, когда сам ты цел и невредим. Тут поневоле разозлишься и на себя, и на весь несправедливо устроенный мир.
— Подожди, Гриша, — поморщился более уравновешенный Сорокин. — Просто у Поншартрена в Англии явно существует разветвленная агентура. Очень уж он осведомлен обо всех деталях, связанных с флотом противников.
На лице Юрия было написано, что он все равно не понимает взаимосвязи между женщинами Кабанова и действующими в Британии французскими шпионами.
— Корабли не пропадают в бою бесследно. Значит, кто-то в Англии должен знать, чем закончился бой Командора, — терпеливо, как маленькому, пояснил Сорокин.
— Мы подумали, что Сергей не обязательно погиб, — поддержал Григорий. — Он мог вполне попасть в плен. Вот пусть Поншартрен и выясняет. Раз сам убедил Командора продолжать службу. Не захочет — дойдем до короля. Как кавалер ордена, Кабанов подчинен непосредственно ему. И вообще, сейчас же не сталинские годы. Плен за преступление не считается.
— Жан Барт побывал в плену и бежал. — Флейшману припомнились ходившие по Дюнкерку разговоры о главном французском капере.
— Вот! — Сорокин наставительно поднял палец.
— Пока человека не видели мертвым, убитым считать его нельзя, — оба офицера работали слаженным дуэтом.
— Точно. Ведь он вполне может оказаться там, — понятно и доходчиво пробормотал Флейшман. — За это обязательно надо выпить! Только распоряжусь…
Остановить его не успели, и через пять минут слуга уже расставлял на столике бутылки, а к ним — легкую закуску.
— Понемногу, и хватит, — предостерег Сорокин. — Мы после обеда отправляемся в дорогу.
— Но коньячку… — Теперь Юра уже был в состоянии без содрогания думать о существенных напитках. — За то, чтобы Командор нашелся!
Сейчас уже казалось неважным — где. Лишь бы был живой, а там всегда можно изобрести способ переправить его к команде. Вплоть до отчаянного налета на крепость, город, остров…
— Хорошо, что я должен делать? — Головная боль на некоторое время прошла, и Флейшман ощутил небольшой подъем.
Что сыграло роль — коньяк или надежда вновь встретиться с Командором, — он разбираться не хотел.
— Оставаться здесь. Наташа и Юля нуждаются, чтобы кто-то был с ними. Да и готовиться к переходу в Архангельск тоже надо, — пожал плечами Сорокин.
После распада команды единого авторитарного руководителя у путешественников во времени не было. Все по-прежнему признавали авторитет Командора, его связующую роль между военной и гражданской партиями. Теперь же, после исчезновения Кабанова, оставалось договариваться друг с другом в частном порядке.
Оставаться не хотелось.
Оставаться не хотелось. Флейшман прикинул свои возможности и уточнил распределение ролей:
— Я лучше съезжу в Дюнкерк к Барту. Он тоже может что-нибудь знать о Сергее.
— И опять нарвешься на англичан, — не согласился Сорокин.
— Я сказал: съезжу, а не схожу. Да и посмотрите, какая погода. Шторм на шторме. Тут надо быть отчаянным до предела. Без того удивляюсь, как британцы так вовремя оказались в нужном месте и в нужное время. Словно предупредил их кто… — Воспоминания о встрече с фрегатами не давали Флейшману покоя.
— Мало ли зачем во время войны выходят корабли? — отмахнулся от предположения Константин.
Флейшман вновь наполнил рюмки, но Григорий посмотрел на Сорокина и стал приподниматься:
— Мы пойдем. Нам еще ехать черт знает сколько.
— На посошок!
Еще одно магическое русское слово. Однако, выпив, офицеры действительно задерживаться не стали.
Юра проводил их до двери из комнаты. Он так и не обулся и шлепал по полу босыми ногами. Смысл напяливать туфли или сапоги, когда весь путь занимает несколько шагов!
Оставшись в одиночестве, Флейшман уже не ощутил прежнего подъема. Вновь слегка начала болеть голова, накатила слабость, и пришлось срочно лечь обратно на диван.
Он не собирался отказываться от собственных слов. Просто перед дорогой вполне можно позволить себе немного отдыха. А в путь пуститься вечером. Если же совсем будет плохо, то завтра утром. Главное — не переборщить с лекарством.
Но хоть одну рюмочку еще можно, а после нее — спать, спать, спать. Похмелье не было бы таким страшным, если бы после гульбы удавалось выспаться.
Только почему-то никак не получается.
21
Кабанов. Плен
Комната была маленькой, чем-то похожей на корабельную каюту. В ней помещались лишь две кровати, больше смахивающие на нары. Хорошо, хоть сверху были постлано подобие тощих тюфяков. Никакого белья не было. Набитые соломой подушки и грубые одеяла. Но и за такое можно благодарить судьбу или нашего пленителя.