Мои потенциальные собеседники продолжают молчать, и приходится брать нить разговора в свои руки.
— Я и некоторые прибывшие со мной люди хотели бы узнать о возможности поступить на службу в России. Другие — открыть здесь ряд производств. Думается, последнее выгодно не только им, но и вашему государству. Но все это нуждается в уточнениях.
— Какое производство? — Надо отдать должное, Апраксин сумел взять себя в руки. Теперь он взирает на меня с некоторым ожиданием. Невольно мелькает мысль — вдруг воевода надеется, что мы привезли с собой столь необходимых ему специалистов по кораблестроению?
— Это надо посмотреть на месте, подумать, посчитать. Узнать потребности, прикинуть прибыль… — Выкладывать с места все козыри не хочется. Хотя Апраксин явно относится к числу приближенных, однако решения, насколько знаю, принимает только Петр.
— Понимаю, — кивает майор-воевода. — Отобедаете с нами?
— Мне прежде бы хотелось разместить своих людей. Плавание было долгим и трудным. Всем хочется ощутить твердую почву под ногами, отдохнуть хоть немного.
— Займись этим, сержант, — бросает Апраксин.
— Уже. Сейчас подыскиваются им квартиры. — И когда этот пройдоха успел? Если не врет, конечно. Не иначе, послал распоряжения вместе с отпущенным переводчиком.
— Сам займись, — морщится воевода.
Как ни интересно узнать Щепотьеву нашу одиссею и дальнейшие планы, приходится подчиниться начальству. А заодно и отработать полученную от меня взятку.
Только тут я вспоминаю, что забыл в шлюпке приготовленные заранее подарки для главы губернии. Чуточку неудобно, но ладно. Успеет еще получить свое.
— Откуда вы знаете наш; язык? — Апраксин никак не может решить, как обращаться к моей скромной персоне.
— Можете звать меня «кавалер», Федор Михайлович, — подсказываю я.
— Во избежание недоразумений — ваше имя я услышал во время беседы сержанта со своими помощниками. У вас же, кажется, принято обращаться по имени и отчеству? А язык… В ранней юности мой отец брал меня в путешествие. Так что в России я уже был. Очень давно. Тогда здесь все было по-другому.
Настолько по-другому, что никто и не поверит.
— И вы не забыли за столько лет? — сомневается Апраксин.
— Отец не зря брал меня сюда. Дело в том, что моя мама была русской. Хотя понятия не имею, к какому она принадлежала роду. Со мной тогда не делились, а сейчас уже поздно.
Легенда проглочена. В жизни бывает всякое. Да и душещипательных романов пока никто на Руси не читал. Поэтому сказанному с оттенком мелодрамы верят.
Мой русский начала двадцать первого века на слух нынешних соотечественников звучит с акцентом, и не приходится коверкать речь. Еще не наступили времена Сумарокова. Даже мелодика другая. Поэтому полное впечатление, что я иностранец, для которого язык не родной.
— Это одна из причин, по которой я хочу попытать счастье в России, — продолжаю я. — Кроме того, некоторые из моих людей также владеют вашим языком. Кое-кто из них — это отдаленные потомки ваших соотечественников, по самым разным причинам попавших когда-то в Европу.
— Корабелы есть? — Данный вопрос больше всего интересует воеводу единственной приморской местности.
— Нет. Но есть моряки. — Любой моряк в это время умеет чинить корабль. Однако строить — увы!
Апраксин явно разочарован. Корабелы на Руси сейчас на вес золота. Хотя флота еще нет, однако царский приближенный уже знает — его строительство не за горами.
— Вы тоже моряк? — все-таки спрашивает он с определенной надеждой. Настоящих моряков еще меньше, чем судостроителей.
— Я всего лишь офицер. Хотя, не скрою, на море драться мне тоже приходилось. — Нет, на флот меня не заманишь. Хватит бесконечных блужданий по морю, штормов и прочих прелестей морской службы. Как говорил мой отец-капитан: «Море хорошо с берега». Точка.
— Я не могу сам решить вопрос о вашей дальнейшей судьбе, — признается после некоторой паузы Апраксин. — Пока отдыхайте, устраивайтесь. Вечером я жду вас к себе в гости вместе с вашими офицерами и главными из купцов. А царю я велю отписать сегодня же. Только расстояния у нас большие. Не ведаю, когда придет ответ. Пока туда, пока сюда…
Понятно. Когда на Руси начальники могли решить что-то сами без высочайшего соизволения? Ладно, бог с ним. Все равно отдых после плавания необходим. Да и осмотреться получше не мешает.
Последние фразы воеводы звучат намеком, мол, пора закругляться, и я встаю.
— Надеюсь, не секрет, где находится его царское величество? — спрашиваю уже от порога.
Я, кажется, знаю ответ и оказываюсь прав. Апраксин торжественно вздымает очи вверх и говорит:
— Наш государь в данный момент осаждает турецкую крепость Азов.
Борьба за выход к морям началась…
28
Ярцев. Моряк в порту
От долгих переходов устают не только те, кто подобно Командору моря не любит. Профессиональные моряки выматываются не меньше. Качка, постоянные вахты, напряжение выматывает до предела. Еще на корабле как-то крепишься, привычно выдерживаешь ритм, зато в порту приходит расслабление. Особенно когда это порт назначения и плыть дальше некуда и незачем.
Особенно когда это порт назначения и плыть дальше некуда и незачем.
Валера тоже устал. Весь переход он командовал одним из купцов, а сверх того, был главным штурманом небольшого отряда. Теперь его часть работы была сделана, и он мог спокойно заниматься чем угодно. Хоть пить, хоть плевать в потолок.