— Разумеется, я с удовольствием навещу вас. — Я постарался сохранить хорошую мину при плохой игре, а сам жалел, что не имею при себе другой мины. Противопехотной.
Хотя автомат с патронами и подствольником намного лучше.
— Прекрасно. — Толстяк вел себя так, словно мое согласие для него действительно являлось важным.
Сэр Чарльз вообще доминировал в нашей компании. Лорд и баронет предпочитали помалкивать. Гранье — тоже. А я больше отвечал на вопросы, чем говорил в обычном смысле.
— Признаться, мы думали, что вы по возвращении отправитесь на покой, — продолжал говорить толстяк. — И вдруг узнаем о ваших новых подвигах и попадании в плен.
— Хотите сказать, не стоило для этого отправляться в такую даль? — воспользовался я небольшой паузой, во время которой Чарльз запивал речь вином.
Шутку оценили по достоинству. Даже чопорный лорд позволил себе улыбнуться. И лишь баронет продолжал посматривать на меня с еле скрываемым недружелюбием. Может, и хорошо, что меня забирают из его лап. Только плохо — в другие.
Завтрак между тем подошел к концу. В праздничный пир его никто превращать не собирался.
— У вас много вещей? — спросил Чарльз и спохватился. — Ах, да. Извините.
— Ничего. Меньше вещей — быстрее сборы.
Было лишь жаль шпагу. Привык я к ней. Так приятно ложилась в ладонь рукоять! Да стоит ли напоминать о ней? Может, мою любимицу вообще забыли на захваченном корабле?
Это из области фантазий. В навершие шпаги был вставлен рубин. Сама рукоятка являлась произведением искусства. Клинок ни разу не подвел меня, не переломился в самый неподходящий момент.
Лучше бы я выкинул ее в море! Чтоб уж никому.
— В таком случае предлагаю отправиться в путь. — Чарльз чуть склонил голову, словно отдавая мне честь.
Я чуть опасался, что перед дорогой на нас с Жан-Жаком напялят кандалы. Нрав мой был известен, в пути сбежать намного легче, чем из камеры или даже комнаты. Пусть я пребывал не в лучшей форме и на самом деле пока ни о каком побеге не мечтал. Куда бежать, когда до сих пор толком не ведаешь, в каких конкретно краях находишься?
Даже доктор, практически единственный, кто отчасти сумел мне помочь, ни на один географический вопрос ответа не дал.
— Командор, я бы просил вас не делать по дороге глупостей, — предупредил толстяк, когда нас с Гранье усаживали в старенькую карету.
Господ ждала другая, шикарная. С гербом на двери.
— Обещаю вам, сэр, — торжественно изрек я.
Надо же хоть чем-то отблагодарить за отсутствие железа на руках и ногах! И обещание мое касается только дороги.
Чарльз выжидающе посмотрел на Жан-Жака, и тот присоединился к моему слову.
На крыльце лорд прощался с хозяином. Подойти ко мне баронет не соизволил и, мне кажется, был огорчен нашим отбытием. Причем отнюдь не по доброте.
Я не силен в подобных делах, однако показалось — баронет и победитель охотно удавил бы или отравил бы меня. Втихаря, раз не вышло публично повесить, и лишь что-то очень для него важное заставило отложить сие действо.
Втихаря, раз не вышло публично повесить, и лишь что-то очень для него важное заставило отложить сие действо.
Толстяк чуть поворачивается к крыльцу, однако я останавливаю его вопросом:
— Сэр, надеюсь, это не тайна. Как далеко лежит наш путь?
— Еще до обеда мы будем на месте, — сообщает Чарльз.
Памятуя, что обед наступает не раньше пяти, то проще сказать «до вечера». Сейчас же еще не наступил полдень. Следовательно, часов пять-шесть предстоит провести в пути.
— Поместье лорда Эдуарда находится сравнительно недалеко отсюда. — Глаза толстяка смотрят на меня внимательно, словно стараются проникнуть в некую тайну.
А я думал, что нас перевезут к толстяку.
Самообладание дается мне с трудом. Вроде бы все забылось, но стоило прозвучать намеку, и память вновь нарисовала некий образ.
…Как я не выстрелил тогда? Был момент, и палец вдавливал курок, а потом…
Неужели мне вновь предстоит заглянуть в глаза, в которых, будем откровенны, вдруг захотелось утонуть?..
Я так старательно пытался забыть все это…
25
Кабанов. Искушение
— Может, мы зря дали слово, Командор? — Гранье говорит по-русски, поэтому не надо опасаться подслушивания.
Карета покачивается на ухабах. Порою ее ощутимо встряхивает, и тогда боль отдается в голове. Такое впечатление, что последствия новых ран будут сказываться еще долго. Хорошо, хоть ребра зажили и вмятин на черепе нет.
— Бежать пока смысла нет. Поймают — хуже будет. Лучше на месте осмотримся, а там решим, — машинально говорю я, а сам думаю о другом.
Думаю — не то слово. Скорее пребываю в грезах, достаточно смешных для взрослого, неоднократно битого жизнью мужика. Битого — и в прямом, и в переносном смысле.
Мне тридцать восемь лет. Примерно. После переноса счет времени был потерян, и дни рождения не совпадают с привычными датами. Да и бог с ними! Месяц туда, месяц сюда не играют большой роли. Возраст — это количество событий в жизни человека, а не обычный подсчет дней. Поэтому я наверняка много старше реальных лет.
Порою ощущаю себя едва ли не стариком, но проходит какое-то время, и молодею. На несколько дней. Мужчина не взрослеет окончательно никогда. А вот стареть при этом — стареет.