— Ничего. Я и мертвых поближе к небу подниму.
— Да не боись. В запрошлый раз все было спокойно. — Лука был со мной при первом сопровождении каравана. — Дойдем и на этот…
— То в прошлый. Не знаю, как ты, а я стать чучелом для рубки не стремлюсь. Когда дойдем, тогда и будем радоваться. Выполняй.
Я посмотрел, как Лука быстро распределил казаков, часть разослал группками по три-четыре человека, а остальных оставил при себе. Огнестрельного оружия у казаков было мало. Пистолеты и ружья уживались с луками. Зато сабли и пики были у всех, и мне уже доводилось видеть, как ловко пользуются ими казаки.
— Самое паршивое — это то, что при нападении нам придется уйти в оборону, — заметил я Ширяеву и Голицыну. Последний замещал командира другой роты, заболевшего пару дней назад.
Болезни были подлинным бичом армии. В отсутствие элементарного ухода заболевшие солдаты и офицеры с легкостью переселялись в мир иной, и могилы были наиболее заметным следом на проделанном пути. Невольно думалось — коль так пойдет дальше, то к Азову в строю останется не больше половины армии. Остальные будут следовать в обозе. А то и не следовать никуда.
— Разве есть что иное? — несколько удивился Голицын.
— К сожалению, в нашем случае — нет. Пехотой мы можем отогнать кавалерию, а вот догнать ее — увы, не получится. Но запомни, Михаил, обороной сражений не выигрывают. Только нападением. — Голицын был человеком способным и старательным. Но очень уж нынче на Руси въелась в кровь осторожная тактика. Встретил противника — остановись и жди, пока он на тебя нападет. А уж чтоб самим…
Самое же мерзкое — потом история повторится, и мы получим русско-японскую войну с ее чудесами героизма на рядовом уровне и сплошь отрицательными образчиками стратегии — на высшем.
День уже перевалил на вторую половину. Как бы мы медленно ни ползли, однако до основных сил осталось сравнительно недалеко. Без возов я бы довел солдат часа за три. С возами же переться, пожалуй, придется чуть не вдвое дольше.
— Похоже, нам навстречу порожняк идет, — Григорий кивнул на мчавшийся к обозу наметом правый головной разъезд.
— Сомневаюсь. — В душе возник нехороший холодок. — Луку ко мне. И Голицына тоже.
Звать сотника не пришлось. Он тоже заметил казаков, сразу понял все и сам подъехал ко мне.
— Не иначе, накаркали. — Конь под Лукой танцевал, словно возбуждение хозяина передалось и ему.
Один из дозорных на скаку несколько раз махнул пикой, и сотник перевел значение сигнала:
— Татары. Сотни три. Сюда идут.
— Так… — Я вспомнил недавно пройденный путь.
Сотни три. Сюда идут.
— Так… — Я вспомнил недавно пройденный путь. — Лука, забирай своих. Видел балку справа? Незаметно уходи туда. Потом сиди и жди. Представится удобный момент — ударишь. Давай, действуй!
Сотник быстро прикинул и согласно кивнул:
— Лады. Сделаем.
Он тут же умчался собирать свою кавалерию. В обороне она все равно ничего особенного из себя не представляла, а так хоть появлялся лишний шанс.
— Возы в круг! — Раз уж Лука так уверен в том, на что наткнулись казаки, то ждать донесения не было никакого смысла.
Возницы засуетились, составляя из повозок некое подобие вагенбурга. Дело было известное, знакомое, и подгонять никого не требовалось. Кроме волов, но флегматичные животные явно не разделяли людских тревог.
Пыль при перестроении поднялась такая, что уход казаков остался незамеченным. Дозор подлетел, и старший выкрикнул то, что мне уже поведал Лука. Вплоть до предположительного числа нападавших.
— Давай в круг. — Я не хотел, чтобы разведчики демаскировали ушедших товарищей.
Остальным дозорам предстояло действовать на свой страх и риск. Кто хочет, могли попробовать успеть к уже устроенному вагенбургу, остальным лучше было попытаться затеряться в степи.
Наконец появились татары. Они сразу заметили наше импровизированное укрепление и понеслись в атаку, постепенно наращивая скорость. А уж крик подняли такой, что мне поневоле приходилось повышать голос, дабы быть услышанным.
— Гриша, на тебе передний фас. Михайло, держи фланги и тыл.
Главное было выдержать первый удар, и я пока поставил сюда всю свою роту. Штуцерников в моей команде была всего дюжина, плюс столько же у Голицына. По меткости и дальности стрелки не знали равных. Зато на перезаряжание штуцера уходило гораздо больше времени, чем на простую фузею.
Я торопливо обходил готовых к бою солдат и в последний раз напоминал им основные правила:
— Помните, чему я учил! Огонь вести по команде плутонгами. Тщательно целиться. Ни одна пуля не должна пропасть зря. Об упреждении не забывать. Сразу после выстрела сноровисто заряжать, чтобы быстрее быть готовым к стрельбе. Гренадерам бросать гранаты тоже по команде. Не бояться. Если каждый будет действовать умело, татарам нас в жизни не взять.
Впрочем, у татар мнение было иным. Им, наоборот, казалось, что удастся доскакать, с налета перемахнуть через препятствие, а там уж всласть поработать саблями.
— Первый плутонг… — я прикидывал расстояние с таким расчетом, чтобы успели перезарядить до того, как всадники окажутся перед возами. А заодно жалел, что так и не успел ввести бумажные заряды к ружьям. Те самые, которые получат распространение несколько позднее. Тогда скорострельность повысилась бы раза в полтора. Но тут виновата нехватка бумаги. Промышленности-то практически нет, и попробуй напаси патронов на всю немалую армию. Или хотя бы на ее наиболее подготовленную часть. Стрельцов чему-то учить уже бесполезно.