— К обеду вы не успели, но вечером тебя покормят, — сказал кто?то, подталкивая меня в спину: Проходи…
— Не толкайся, — ответил я, — сам пойду… Хотя я не ел почти всю дорогу, есть мне не хотелось. Обычно после долгой дороги я не мог съесть и кусок, пока желудок не успокаивался. Потом меня занесли в гроссбух школы, я получил номер и жетон пленного. Я бы дорого дал, чтобы узнать, что значится напротив моего прежнего имени, но это представлялось невозможным. Главная книга тоже была другой… Могло показаться, что в школе поменялось все. Но, конечно это было не так.
Кастелян внимательно осмотрел меня своим единственным глазом.
Но, конечно это было не так.
Кастелян внимательно осмотрел меня своим единственным глазом. Я выдержал взгляд, хотя, кажется, побледнел, как покойник. Я ждал, что он даст сигнал страже, но кастелян молчал. Моя авантюра была на грани срыва — в школе поменялось многое, но кастеляна не сменили. А что с ним оставалось делать — стар да увечен он воевать, дела его — тряпки и бумаги. Но он стал для меня страшнее всех армий мира. Когда я увидел его силуэт в дверях кладовой, я чуть не запаниковал. Он стоял ко мне спиной, но я узнал его и уже собирался смять охрану, чтобы освободить себе путь к новому бегству. Но я все же успокоился: пусть он узнает меня, но что они мне могут мне сделать? Убивать расточительно, отправить меня в лагерь с более строгим режимом они не могли, ибо самой строгой была эта школа. Они могли посадить меня под усиленную охрану, но это не имело никакого значения, ибо я все равно был сильней их всех вокруг. Я вернулся сюда не просто так — у меня была цель. Все остальное было неважно… Но сигнала тревоги не последовало. Кастелян прищурил глаз, пристально глядя на меня. Он рассматривал меня с ног до головы, будто проверяя выдержат ли мои нервы. Но выдержал — я оказался немного сильней, чем я сам предполагал. Кастелян повернулся, пошарил по полкам и собрал мне постельное белье. Он вложил его мне в руки и на секунду наши руки соприкоснулись. Он был холоден будто жаба. Точно покойник, — пронеслось в мозгу.
— Свободен… — наконец сказал он. Он меня не узнал, — думал я, когда меня вели по коридору. — Ведь я год только то и делал, что менялся.
Меня определили в комнату на втором этаже, почти по середине коридора, за две двери до моего прошлого жилища. Из четырех коек была занята только одна- справа под окном лежал парень, погруженный в чтение. Когда я вошел, он аккуратно заложил страницу, отложил книгу и посмотрел не меня. Я не стал здороваться. Он тоже молчал. Я бросил на кровать матрац и белье и присел Мне хотелось спать — я бредил кроватью, койкой, нарами, хоть какой?то горизонтальной поверхностью. Я присел на койку. В коридоре грохотали сапоги — звук становился все тише. Это уходили мои конвоиры. Наконец шум затих где?то на лестнице — коридор был свободен…
— Тот кто спал на этой койке, умер вчера утром… — были первые слова, которые я услышал от нового сокамерника.
— Будешь много разговаривать, — ответил я, — к вечеру и твоя кровать освободится… Он что?то пробормотал, и вернулся к своей книге. Я раскатал матрац, но заправлять постель не стал, выдернув из белья полотенце.
— Душ сегодня работает? — спросил я. Мой сокамерник с удивлением посмотрел на меня и кивнул. Я вышел из комнаты и побрел в подвал. На лестнице я снял фонарь, но в душ спускаться не стал. Сойдя с лестницы, я нырнул под нее, туда где был вход в туннель. Могло статься, что потом у меня не будет времени, чтобы забрать книги. Если вдруг кто не знает, я скажу: любовь к чтению иногда летальна. Не всегда, конечно, но случаи бывали…
Крышка стала на место — в штреке стало довольно темно. Я зажег фонарь — магией пользоваться не хотелось. Все было совсем как в последний мой визит сюда — только кое?где осыпалась земля, но новой выемки грунта видно не было. Это могло значить две вещи — или у нового выпуска не хватило мозгов найти этот туннель. Или же у них хватило ума его не рыть. В самом дальнем углу что?то зашевелилось — сперва я подумал, что это крысы. В былые времена они здесь водились, но прошлый выпуск переловил их всех, сделав грызунов пленниками пленников. Крысы стали домашними питомцами, любимыми животными… Но то была не крыса. То, что я сначала принял за обвалившуюся породу, оказался сидячим человеком. Опираясь на саблю он поднялся — это был кастелян.
— Я ждал тебя… — сказал он.
— А я тебя — нет. — признался я.
— Я знал, что ты вернешься… — продолжал он, будто не услышал, — после твоего побега полетело много голов. Бывшего директора отправили на фронт… Он уже погиб.
— Я рад…
— Знаешь, когда ты бежал, большинство тебя возненавидело — тебе прочили большое будущее. Но я тебя тогда не возненавидел…Знаешь почему? Я знал. Он ненавидел меня раньше.
— И что с того? — спросил я. Но он опять проигнорировал меня.
— Знаешь, бюрократия придумана системой для своей защиты. Когда ты бежал, я пришел забирать твое белье, но недосчитался одной простыни. Той простыни, в которую ты завернул свои никчемные бумаги… И когда я нашел их я понял — ты вернешься. И вот, сегодня утром я увидел тебя в окно. И понял, что справедливость все же есть… Ты умрешь…