— Человек, он, в сущности, неплохой. — будто оправдывал Орсон эту дружбу. Вроде нас — только его испортила война… Нас всех испортила война, — сказал потом Гебер Громан… Самой большой добычей Орсона стал ключ от чердака. Вообще — обладать ключом, считалось в Школе символом власти — самым важными были ключ от оружейной и еще три, которые открывали туннели к ней. Четыре ключа были у четырех разных людей и собирались они только в день занятий по фехтованию. Завладей мы этими ключами, мы бы вырезали всю охрану и учителей… Но ключ от чердака тоже что?то значил — обладание им было противозаконно, и, стало быть сладостно. Однажды ему дали его на пару минут, но он успел сделать слепок в грязи, прилипшей к подошве, а затем вырезал такой же из дуба.
Однажды ему дали его на пару минут, но он успел сделать слепок в грязи, прилипшей к подошве, а затем вырезал такой же из дуба. Пользоваться мы им могли только ночью, когда спала стража, но и это было много. Иногда мы выбирались — побыть немного одними, посмотреть, как рождается рассвет. Что?то в этом было…
Размазав кашу по тарелке, я отодвинул ее в сторону. С недавних пор, вскорости после обеда во рту появлялся мерзкий привкус, будто я весь день держал во рту медную монетку. Вкус металла заглушал все на свете — даже когда я пил воду: у нее был полынный вкус. Немного помогали ржаные сухари, но ненадолго. Мой жест заметил Орсон. На отсутствие аппетита он не жаловался — кажется, за время пребывания он даже поправился.
— Ешь лучше — ослабеешь, заболеешь, умрешь…
— Почти все умирают от болезней, — ответил я: не было никого, кто умер от избытка здоровья…
— Глупый… Тебе следует брать пример с людей толстых… Мне это показалось смешным — в школе все были худыми: и пленники, и те кто их охранял. Поджарыми, будто молодые волки. В этом была заслуга местных поваров: добавку к том, что они приготовили, никто не просил.
— Почему именно с толстых? — спросил я.
— Тощие желчны, злятся без причины, мечутся без результата… А толстые люди добрые и рассудительные. В них все варится до полной готовности — они меньше нервничают…
— Наоборот, они не нервничают, и поэтому жрут, пока не лопнут! Орсон поморщился:
— Ты злой как хрен с перцем, и глупый будто сало без хлеба…
— Пытался подобреть, — огрызнулся я, — жизнь не дает…
— Ладно, давай меняться. Ты мне свою кашу, а я тебе — кекс…
— Я не хочу кекса…
— Почему?
— Он сладкий… Орсон печально покачал головой:
— Ты все?таки злой…
— Возможно, — осторожно ответил я….
— Не злись… Давай я тебе кой?чего покажу… По вторникам и пятницам на обед нам давали яйца. Я не знаю, что за птицы их несли, но были эти яйца чуть больше фаланги пальца.
— Смотри… Между указательным и средними пальцами у него было зажато яйцо. Он повернул ладонь, чтобы я рассмотрел его лучше, затем на секунду закрылся другой рукой. Когда он убрал ее, между средним и безымянным появилось еще одно. Еще одно движение — и их стало три.
— Что это? Магия? Орсон отрицательно покачал головой:
— Нет, просто ловкость рук. Фокус… Обман…
— Обман? — переспросил я.
— Сущность любого фокуса обман. Это очень просто. Я показал тебе две половины скорлупы и ты довел их в своем воображении до целого. Потом я разделил половинки — ты опять принял половинки за целое. А третью я спрятал меж первых двух… Ничего особенного. Любой шарлатан на базаре покажет тебе и не такое. Я, наверное, помрачнел:
— И что. Никакой пользы?
— Почему же. Помогает размять пальцы… Да и в картах не последнее уменее… Если вдруг хочешь выиграть любой ценой… Он говорил о выигрыше в карты, но я подумал о победе вообще:
— Слушай, как думаешь, можем ли мы выйти победителями из всего этого — я обвел глазами столовую.. Орсон кивнул:
— Ага — но только если речь идет о победе над собой… Знаешь, я бы мухлевал со страшной силой, если бы знал где и как. А главное — зачем… А так
— выходит, если и есть во всем окружающем высший смысл, то придуман он не для нас…
— Выходит, никакого смысла в жизни нет?
— Почему нет.
Обязательно есть. Только мне кажется, что не такой уж большой как человек ожидает — а узнай он его, так вообще скончается от разочарования… А может у каждого свой маленький смысл, но если их сложить — то на то и выйдет… Пустое место.
Мне приснился лесоруб. Он как раз занес топор над деревцом — он было таким маленьким, хрупким, нежным…
— Почему? — спросил я
— А почему нет?… — ответил он. И ударил. Дерево закричало. Я тоже закричал.
Я вскочил в кровати. Малыш повернулся ко мне — светила луна и я мог видеть, что глаза у него открыты.
— Ты слышал? — Спросил я, — Кто?то кричал…
— Конечно слышал… Ты же и кричал…Слушай, если не спиться, не мешай остальным. Пойди, пройдись, подыши воздухом… Он развернулся к стене и, кажется, заснул. Было темно. Иногда тьма успокаивала меня — если я не вижу стен, то кто сказал, что они есть? Но я слишком долго прожил в этой комнате — и то, чего не видел глаз, предательски дорисовывало воображение. Я оделся и вышел в коридор. Вокруг было тихо, но крик продолжал звенеть у меня в ушах. Он то затихал, то становился громче. Я с удивлением заметил, что громкость зависит от того, куда я иду и даже как поворачиваю голову. Он довел меня до лестничной площадки