— Не спиться? — услышал я справа. Я отрицательно покачал головой, но подумав, что в темноте меня не видно добавил:
— Нет.
Я отрицательно покачал головой, но подумав, что в темноте меня не видно добавил:
— Нет.
— Ты там хоть не стихи выдумываешь?
— Нет.
— Это хорошо, — отметил мой невидимый собеседник.
— Почему?
— Не надо писать стихи о войне. Хотя бы во время войны. Это лицемерно — в войне нет никакой романтики… Я не ответил, сосед тоже не стал развивать свою мысль. Может, он уже заснул. Везет же некоторым…
Нас разбудили в кромешную рань. Я, кажется, знаю, почему смертников в утро перед казнью будят рано — они не выспались, они апатичны и единственное о чем мечтают — это заснуть. Даже если сон будет вечным. Все на арене пришли в движение — подымали всех пленных. Если ночью и было пополнение, то небольшое — прибавки не было заметно. Жутко хотелось спать — но это было не утро нашей казни. Нас опять строили на этап, разделив уже по званиям. Я отыскал глазами тех гауптмана и магика, которые вчера разговаривали о побеге — они постоянно зевал и имели сильно помятый вид. Кажется, о мятеже они сейчас не думал. Нас построили в колонну и отправили за ворота. Когда я проходил мимо места, где размещались унтер?офицеры, за вторым кольцом оцепления я увидел кадета. Он улыбался и махал мне рукой. Потом он, не переставая улыбаться, провел мизинцем по шее, и показал мне свою пятерню. Ноготь на мизинце был чуть длиннее остальных и этим он хвастался.
— Ты мстительный сукин сын. Чертов сукин сын… — прокричал я вместо прощания. Он улыбнулся и крикнул мне в ответ:
— Спасибо, я знаю…
На третий день пути мы добрались до конечной точки. Места, что стало нашей обителью на многие месяцы. Когда, однажды утром, наша колонна вышла к парадному двору, кто?то бросил:
— Смотрите?ка! Да ведь это школа!.. Что?то в этом сравнении было. Во всяком случае, на концлагерь она походила меньше всего. Как бы там ни было, чему?то нас там все же учили, чему?то научились мы. Поэтому я буду называть ее школой и дальше — не самое плохое название. Сначала нас оставили на парадном дворе школы. Слева и справа его ограничивали два крыла здания, между ними в этаж высотой, шел перемычка, в которой были двери в здание. Последнюю, четвертую сторону прикрывало оцепление. Двери были закрыты. Я предполагал, что за ними нас ждут, но открывать их не спешили. Я осмотрелся. Правое крыло было в три этажа. На его стене висела мемориальная доска — я смог разобрать слова: «Здесь учились и погибли…». Далее шел перечень неизвестных мне мест и еще менее знакомых фамилий. Все?таки это была школа. Вдоль левой стены был разбит небольшой палисадник. На нем стоял обелиск в виде какой?то химеры, такой же зеленой, как и лапы елей, в тени которых он и стоял. Левое крыло было в полтора раза ниже правого — во всю стену шли туманные слюдяные окна. Я посмотрел в небо. В городе было еще тепло, но в вышине царила осень — ветер вверху был уже сумасшедшим разбойником осени и немногие птицы решались подыматься высоко — большинство уже улетели к спокойному небу. Я подумал, что может стоит попробовать бежать прямо здесь и сейчас — взмахнуть крыльями и уйти в небо. Но здесь был другой воздух, здесь не было места для разгона, здесь были стрелки, которые вряд ли будут мазать. Наконец, двери открылись. Линия оцепления ощетинилась мечами, за спиной первой линии лучники натянули тетиву — мясорубка приготовилась к работе. Цепь двинулась на нас — они загоняли нас в здание. Некоторые молча зашли во внутрь. Многие остановились, ожидая пока цепь подойдет ближе — время еще было. Но были и те, кто не собирался заходить вообще. Начался бунт. По сигналу они бросились на охрану. Вряд ли они долго планировали свою атаку, но все происходило по обыкновенному сценарию. Пехота рассыпалась в несколько цепей, сзади их должны были прикрыть магики.
Пехота рассыпалась в несколько цепей, сзади их должны были прикрыть магики. Видя рывок, многие присоединились к атаке. Я тоже хотел сорваться, но меня остановили.
— Стой! — Крикнул мне кто?то, — Оставайся на своем месте! Потом я пытался выяснить, кто меня остановил, но никто не признавался в этом. Мало того — никто ничего не слышал. И если это был глас не человеческий, то кто кричал мне, если всем богам в тот день было на нас наплевать. Может, в тот какой?то бог отмечал свой день рождения. Другие боги испекли ему большой пирог и украсили его свечами. И теперь он набирал воздух, чтобы задуть их. Магия не действовала. Наши магики махали руками, пытаясь сотворить хоть какое?то заклинание, но только гоняли воздух. Без магической защиты и оружия атакующие стали беззащитны. Их начали издалека расстреливать из арбалетов, а когда они приблизились достаточно близко их встретили меченосцы. Некоторые, видя такой финал, остановились, но это не имело никакого значения — дальше охрана пошла на них, а потом принялась за магиков. Один попытался укрыться в другой группе, но его оттуда вытолкнули сами пленные. Потом тюремщики добили раненых. Бог выдохнул — свечи погасли разом. На школьном дворе остались лежать трупы. Стало удивительно тихо — все были так удивлены, что даже стали тише дышать. Мы медленно заходили в здание, глядя только на поле побоища.