— Осторожно. Будь осторожна…
— Почему? — спросила она.
— Говорят, ведьма влюбляется в того, чью кровь отведает… Она улыбнулась краешками губ. Затем прошептала заклинание — кровь перестала идти. Я посмотрел на руку на месте раны теперь было маленькое пятнышко — будто родимое.
— Говорят, — сказал она, — ты можешь обращаться в птицу… В ворона. У нее были прекрасные длинные волосы. Люди называют, таких девушек блондинками, но я то знал — она была рыжая. Светло рыжая, но рыжая — как и надлежит быть ведьме. Я засмотрелся на нее чуть больше чем допускает приличие и пропустил вопрос. Но она его повторила:
— Говорят, ты умеешь обращаться в ворона. Я отрицательно покачал головой:
— Не в ворона. В любую птицу… Просто предпочитаю ворона. Я подумал, как должны пахнуть ее волосы. Мне захотелось зарыться в них, утонуть в их запахе
— А как тебе это удается. Говорят это заклятие очень сложное. И потому забытое
— Я… я не знаю… Когда я хочу быть птицей, я просто становлюсь ей. Желание… Я не помню, как прошел тот день. Потом мы гуляли в парке, гворили о чем?то — тогда мне это казалось важным, но на следующий день я не помнил ни слова. Когда начало темнеть, мы вернулись в дом. И ближе к ночи двери отцовского кабинета открылись, выпуская двух генералов. Подали карету и гости собрались в дорогу. Отец шел рядом с гостем, заложив руки за спину. Они о чем?то разговаривали — если бы я захотел, я бы услышал о чем они говорят. Но я не хотел — мне было наплевать. И когда перед нами уже была карета, я подумал, что стоит сказать что?то важное. Сказать, не боясь быть смешным:
— Послушай! — сказал я, — Когда тебе будет нужна помощь — позови меня. Даже, если ты не будешь верить, что я приду. Просто крикни в ночь — и я отправлюсь в путь. Пройду небо на своих крыльях. Она улыбнулась и положила руку мне на плечо, а потом скользнула ладонью по предплечью и взяла мою ладонь в свои руки:
— На сильных вороновых крыльях… Они уехали. Та ночь была тяжелой — я пытался заснуть, но ничего не получилось. Ночь скользила, звезды рассыпали сны — но они не спешили мне помочь. Я грыз подушку, пытаясь не дать выйти наружу своему крику. Я пытался понять: почему? Почему она столь недоступна, зачем она так красива, отчего она так хрупка, что я хочу ее защитить. А на следующий день я узнал, что офицерский цензус будет приниматься экстерном — начиналась война…
А в тот день мне захотелось напиться. Давным?давно у меня появилась привычка напиваться в конце недели. Появилась она в училище, когда мы отмечали каждую прожитую неделю: дескать славно, что еще живы… Иногда что?то мешало нам собраться, и постепенно я начал пить в одиночку. Обычно я брал две пинты пива или бутылку вина. Настроение это не улучшало, но на время чувства притуплялись и жизнь не выглядела такой злой. Когда я был пьян, думать о проблемах было трудно — и это было огромным преимуществом. И я отправился в город, чтобы купить себе пару бутылей вина. Была суббота и я хотел отметить еще одну прожитую неделю за стаканчиком. Когда я привязывал лошадь у таверны, меня окликнули:
— Эй, лейтенант… Я обернулся — передо мной стоял комендант. Не знаю, что за дела привели его сюда, но очевидно они были уже закончены — он отвязывал своего коня.
— Как дела, как устроился?
— Спасибо, хорошо. Майор кивнул и посмотрел на небо:
— Хорошая погода, не находишь? Я собрался проехаться в южный форт, может, составишь мне кампанию? Я неопределенно показал рукой в направлении таверны, но майор не дал мен сказать и слова:
— Пустяки, там и пообедаем… Поехали! Я мог бы отказаться, но до вечера было еще много времени, а делать мне было нечего.
Я отвязал коня, и мы тронулись. Сначала мы говорили ни о чем. Разговор не клеился — его постоянно прерывали горожане, которые то и дело здоровались с комендантом. Майор обменивался с ними несколькими ничего не значащими фразами. После этого мы пытались вспомнить на чем оборвался наш разговор. И когда мы выехали из города, майор спросил:
— Послушай, а что ты делал на кладбище?
— На каком кладбище…- Не сразу понял я. — заблудился… А как вы узнали?
— Это просто. У тебя на рукаве желтая глина. А здесь чернозем на фут. Насколько мне известно, строительство в городе не ведется. Я, было, подумал, что ты ездил на песчаный карьер, но тут вспомнил, что могилы роют на пол сажени.
— Здорово… Как вам это удается?
— Никак. Просто не брезгую приложить ухо к земле, посмотреть вслед прохожему…
— А что вы еще можете про меня рассказать? Майор пожал плечами:
— Чтобы я тебе не рассказал, ты это уже знаешь. Лучше ты мне что?нибудь расскажи.
— Что?
— Скажем, почему ты ушел из Корпуса Оборотней
— А это откуда?.. Комендант рассмеялся:
— Это есть в твоем личном деле…
— Этого нет в деле!
— Есть. Там написано, что ты две недели состоял в 48?ом отдельном корпусе. Такой части нет на свете. Этим прикрытием пользуются всякие специальные части — корпуса хамелеонов, оборотней, вампиров… Так почему?
— Не я ушел. Меня ушли. Оказался неспособен к ликантропии — не самое сложное заклинание… Мы замолчали. Дорога вилась по склону змеей, вопреки полевому уставу, который предписывал наводить мосты и вести дороги прямо, обеспечивая наикратчайшее расстояние. На вершине холма возвышался сам форт. Мост через пересохший ров был опущен. Один вопрос мучил меня, но я стеснялся его задать, и когда мы проезжали через ворота, я не выдержал: