— Не сейчас.
— И что ты собираешься сделать? Убить меня?
— Нет необходимости. Они справятся с этим гораздо лучше, чем я.
Он посмотрел, как армия блестящих «насекомых» без устали пожирает виадук, и напрягся, во взгляде появилась жёсткость. Мост разваливался, куски его падали в неизмеримую бездну. До лестниц, спущенных товарками Ро, было слишком далеко, не допрыгнуть.
Он повернулся.
Сеть тросов дрожала, балки трещали от вибрации. Со стреляющим звуком отлетали болты и заклёпки.
— Выхода нет.
— Разве что вниз. — Аттия осмотрелась. — А что если всё-таки попробовать спуститься?
— Он рухнет раньше, чем мы доберёмся до середины лестницы. — Кейро закусил губу, потом крикнул прямо в небо:
— Тюрьма! Ты слышишь меня?
Если Инкарцерон и услышал его, то не ответил. Мост под ногами Аттии начал распадаться.
— Видишь это? — Кейро вытянул из-за пазухи драконью Перчатку. — Если она тебе нужна, то сохрани её. Тебе придётся поймать её. И нас!
Дорога раскололась. Аттия пошатнулась и широко расставила ноги, чтобы не упасть.
С металлических балок сыпался иней, конструкции разваливались с резким скрежетом и гулом. Кейро ухватил Аттию за руку.
— Надо рискнуть! — проорал он ей прямо в ухо.
И прежде чем она успела завопить от ужаса, спрыгнул с моста, утащив её за собой.
Клодия выбирала маску. Одна — кукольное личико Коломбины, украшенное блестящими синими сапфирами, сверху обрамлённое голубыми перьями. Другая из белого шёлка — отороченная мехом кошачья мордочка с изящным раскосым разрезом глаз и бакенбардами из серебристой тесьмы. Клодия взяла с постели красную дьявольскую маску, но та крепилась на палочку, поэтому была тут же отвергнута. Сегодня вечером никто не должен узнать Клодию. Стало быть, кошка.
Присев на валик кровати и скрестив ноги, она спросила у Элис:
— Ты упаковала всё, что мне понадобится?
Складывая одежду, кормилица нахмурилась.
— Клодия, ты уверена, что поступаешь разумно?
— Разумно или нет, но мы едем.
— Но если Совет признает Финна принцем…
— Они этого не сделают. — Клодия подняла глаза. — Ты же знаешь.
Где-то далеко в залах дворца настраивали свои инструменты музыканты: по коридорам разносилось невнятное пиликанье на все лады.
— Клодия подняла глаза. — Ты же знаешь.
Где-то далеко в залах дворца настраивали свои инструменты музыканты: по коридорам разносилось невнятное пиликанье на все лады.
— Бедный дорогой Финн. — Из груди Элис вырвался вздох. — Он очень хороший, Клодия. Хотя иногда он так же капризен, как и ты.
— Я не капризна, а практична. А Финн все ещё в плену прошлого.
— Он скучает по тому пареньку, по Кейро. Он мне как-то рассказывал про их похождения. Какое ужасное место эта Тюрьма! И всё-таки мне кажется, он с грустью вспоминает про те времена. Становится задумчивым, словно…
— Словно там он был счастливее?
— Нет. Нет, не так. Словно бы там осталась его настоящая жизнь.
Клодия презрительно фыркнула.
— Он нагородил тебе горы лжи, а ты и поверила. Финн одну и ту же историю рассказывает каждый раз по-разному. Джаред считает, что это помогало ему выжить.
При упоминании о Джареде обе притихли. Наконец Элис осторожно поинтересовалась:
— Ты получала известия от мастера Джареда?
— Наверное, он слишком занят, чтобы ответить на моё письмо, — попыталась оправдать учителя Клодия и саму себя не убедила.
Элис затянула ремни на кожаной сумке и поправила растрепавшиеся волосы.
— Надеюсь, он бережёт здоровье. Боюсь, что Академия — это большой сарай, в котором жуткие сквозняки.
— Ты слишком над ним трясёшься.
— Конечно, я волнуюсь. И есть о чём.
Клодия поднялась. Нет сил беспокоиться о здоровье Джареда, думать о неминуемом уходе учителя. Да ещё и слова Медликоута оставили жгучую рану в её сердце. Джареда нельзя купить! Никогда, никогда она не поверит в подобное.
— Мы уйдём с бала в полночь. Проследи, чтобы Саймон ждал с лошадьми наготове. Позади павильона возле ручья за Верхним лугом.
— Да знаю я! А если его заметят?
— Тогда он просто прогуливает лошадей.
— Это в полночь-то?! Клодия…
— Тогда пусть спрячется в лесу, — нахмурившись, предложила Клодия. Но, увидев тревогу в глазах Элис, предупреждающе вскинула руку. — И закончим на этом!
К кошачьей маске подойдёт белое шёлковое платье, раздражающе тяжёлое, но под ним легко скрыть бриджи; а если станет жарко, то придётся потерпеть. Сапоги и куртка уже упакованы. Пока Элис занималась шнуровкой, Клодия думала об отце. Он бы наверняка надел очень простую маску из чёрного бархата, носил бы её с лёгкой долей презрения во взгляде. Он никогда не танцевал, поэтому элегантно расположился бы у камина и стал бы вести беседы, кланяться и наблюдать за менуэтами и гавотами дочери. Стало грустно. Она скучает по нему? Это же просто смешно!
Но откуда вдруг возникла мысль об отце? Когда Элис закончила с последним узелком шнуровки, Клодия поняла — всё дело в портрете. Вот он, на стене, смотрит прямо на неё.
Портрет отца?
— Ну вот. — Элис, вспотевшая от напряжения, отошла на шаг. — Я сделала всё что могла. Ты очень хорошо выглядишь, Клодия. Белый цвет так тебе идёт…
В дверь постучали.
— Входите, — пригласила Клодия. В комнату вошёл Финн. Они уставились друг на друга. Сначала Клодия даже не поверила, что это он. Одет в чёрный бархатный камзол с серебристой тесьмой, на лице — чёрная же маска; волосы аккуратно зачёсаны назад и перевязаны чёрной лентой. Он казался чуть ли не принцем, пока не заговорил: