За галереей находился большой загон для птиц, и, повинуясь внезапному порыву, Клодия нырнула под низкую арку. Ей надо о многом подумать, а это её любимое тайное место. Сквозь высокое окно в дальней стене пробивался луч солнца, воздух пах старой соломой и пылью. И птицами.
Привязанные каждый к своему насесту, здесь восседали благороднейшие ястребы и соколы Двора.
На одних были надеты красные колпачки, закрывающие глаза; когда птицы наклоняли свои головки или чистили пёрышки, звенели крохотные бубенцы, колебались тонкие плюмажи. Другие следили за Клодией, пока она проходила мимо между клетками — огромные совы с распахнутыми глазами беззвучно поворачивали головы ей вслед, ястребы-перепелятники впивались желтовато-коричневыми пристальными взглядами, сонно смотрели кречеты. В дальнем конце, крепко привязанный кожаным шнуром, на неё свысока взирал гигантский орёл с жёстким, жёлтым, как золото, клювом.
Клодия сняла со стены рукавицу для соколиной охоты и натянула её на руку. Достала из висевшей тут же сумки с кормом кусочек мяса, протянула орлу. Тот повернул голову, застыл на мгновение, как статуя, внимательно следя за ней. Потом щёлкнув клювом, молниеносно схватил кусок и стал когтями разрывать жилистую плоть.
— Истинный символ королевского дома.
Клодия вздрогнула.
Кто-то стоял в тени за каменной перегородкой. Клодия разглядела его руку, освещённую косым лучом солнца, в котором плясали пылинки. Ей сначала даже показалось, что это отец, и волна чувств, о которых она даже не подозревала, нахлынула на неё, заставив сжать кулаки.
Потом она проговорила:
— Кто вы?
Шорох соломы.
У неё нет оружия. И вокруг — никого. Она сделала шаг назад.
Человек медленно пошёл навстречу. Теперь свет резко очерчивал его высокую худую фигуру, его сальные, вяло свисающие волосы, маленькие полумесяцы его очков.
Она гневно выдохнула. Потом сказала:
— Медликоут.
— Леди Клодия. Надеюсь, не сильно вас испугал.
Отцов секретарь неловко поклонился, Клодия в ответ присела в небрежном реверансе. «Поразительно! — подумалось вдруг Клодии. — Раньше, когда отец бывал дома, я видела этого человека чуть ли не каждый день, но почти с ним не разговаривала».
Он был измождён и сильно сутулился, словно часы, проведённые за письменным столом, пригнули его к земле.
— Вовсе нет, — солгала она. Потом неохотно добавила: — Вообще-то, я счастлива, что, наконец, имею возможность поговорить с вами. Дела моего отца…
— В превосходном порядке.
Он перебил её, и это было странно. Медликоут шагнул ближе.
— Леди Клодия, прошу простить мою неучтивость, но у нас слишком мало времени. Возможно, вам знакомо вот это?
Испачканными в чернилах пальцами он положил на рукавицу, что была на руке Клодии, что-то маленькое и холодное. На предмет упал луч света. Она разглядела небольшую металлическую эмблему — бегущее животное с разинутой рычащей пастью. Ей не доводилось видеть его раньше. Но Клодия знала, что это такое.
То был стальной волк.
5
— Сейчас как дохну на тебя огнём, — прорычал электроборотень.
— Делай что угодно, — отвечал Сапфик, — только не бросай меня в воду.
— Или загрызу твою тень.
— Ничто не сравнится с ужасом чёрной воды.
— Или раздроблю твои кости.
— Я боюсь воды больше, чем тебя.
Электроборотень, рассвирепев, забросил его в воду. И Сапфик уплыл, смеясь.
Возвращение электроборотня
Перчатка оказалась слишком маленькой для лапищи Лорда Крыла.
Аттия в ужасе наблюдала, как растягивается ткань и расползаются швы. Потом взглянула на Рикса — тот сосредоточенно созерцал таровы пальцы. И улыбался.
Аттия перевела дух. Наконец-то она поняла! Умоляя бандитов не трогать реквизит, Чародей только этого и добивался. Она взглянула на Квинтиуса. Жонглёр держал наготове красный и синий шары. Вся труппа в отдалении хмуро ждала развязки.
Тар поднял руку. В темноте чёрная перчатка была почти невидима, словно кто-то отрубил «его светлости» кисть.
— И что? — хрипло хохотнул Тар.
— И что? — хрипло хохотнул Тар. — Если я щёлкну пальцами, из них посыплются золотые монеты? Если я укажу на кого-то, этот человек умрёт?
И прежде чем кто-нибудь успел ответить, он решил проверить свои предположения, ткнув указательным пальцем в стоявшего за ним толстяка.
Головорез спал с лица:
— За что, шеф?
— Ага, Март, перетрусил?
— Мне это не нравится, вот и всё.
— Ну и дурак. — Тар с презрением повернулся к Риксу. — Тоже мне, реквизит, да ему место в канаве. И как тебе удаётся с такой фигнёй всех дурачить? Ты, наверное, мастер обмана.
— Да, я величайший иллюзионист Инкарцерона, — кивнул Рикс и поднял руку.
Внезапно издевательская ухмылка сползла с лица Тара. Он опустил взгляд на свои затянутые в Перчатку пальцы и страдальчески завыл.
Аттия вздрогнула. Лорд Крыла визжал как резаный и тряс рукой в Перчатке; эхо вопля звенело и билось в тоннеле.
— Как жжёт! Снимите её, снимите!
— Надо же, не повезло тебе, — пробормотал Рикс.
Тар побагровел от гнева.
— Убейте его!
Его приспешники зашевелились, но Рикс властно молвил:
— Пусть только попробуют — и тогда перчатки тебе ни за что не снять. — И с непроницаемым выражением лица скрестил на груди руки.
«Если это спектакль, то исполнено мастерски», — подумала Аттия. Она незаметно для остальных скользнула к фургону и взобралась на сиденье возницы.