Он замолчал, понимая, что чуть было не посягнул на Протокол. Но Сиа пристально рассматривала собственные аккуратно отточенные ноготки.
— Вы поезжайте, — сказала она. — Но не Клодия.
Джаред нахмурился.
— Но…
Подняв глаза, она сладко улыбнулась ему в лицо.
— Мастер, что говорит ваш доктор, сколько лет вы ещё протянете?
Сапиент резко втянул воздух. Она точно рассчитала удар. Чувства Джареда смешались: горькая обида на этот вопрос, холодный, пронизывающий страх. Он опустил глаза и попытался ответить невозмутимо, но собственный голос казался ему чужим.
— Максимум два года.
— О, мне так жаль. — Она не отрывала от него взгляда. — И вы с ним согласны?
Джаред пожал плечами, ненавидя её жалость.
— Я полагаю, доктор чересчур оптимистичен.
Сиа скорчила гримасу и сказала:
— Все мы жертвы рока. Если бы не Годы Гнева, если бы не война, а потом Протокол, то лекарство от вашей редкой болезни было бы создано много лет назад. Я слышала, в ту пору проводились обширные исследования…
Он смотрел на неё, кожу покалывало от ощущения опасности.
Королева вздохнула. Налила в хрустальный бокал вина, снова откинулась на спинку дивана, подогнув под себя ноги.
— Вы так молоды, мастер Джаред. Ведь вам нет ещё и тридцати?
Он заставил себя кивнуть.
— И вы блестящий учёный. Такая потеря для Королевства. И для дорогой Клодии. Как она это перенесёт?
Поразительная жестокость! Голос Сии был нежен и печален.
Она задумчиво обвела краешек бокала кончиком пальца и мягко продолжила.
— А боль, которую вы терпите? И вы знаете, что дальше — только хуже. Со временем лекарство перестанет помогать, и вы сляжете, беспомощный и слабый, всё глубже погружаясь в страдания, постепенно утрачивая свою личность. И наступит день, когда даже Клодия не найдёт в себе сил навестить вас. Вы будете призывать смерть как избавление.
Он резко вскочил.
— Сударыня, не знаю, что…
— Знаете! Сядьте, Джаред.
Ему хотелось броситься к двери, распахнуть её и унестись прочь, бежать от той ужасной картины, которую нарисовала Сиа. Вместо этого он сел. Лоб его увлажнился от пота.
Он чувствовал себя уничтоженным.
Королева холодно посмотрела на него.
— Поезжайте, изучите Эзотерику. Архив огромен, в нём собрано всё, что осталось от мировой мудрости. Вы наверняка отыщете там какое-нибудь полезное для себя медицинское исследование. Остальное зависит от вас. Нужно будет провести эксперименты, тесты, сделать всё необходимое, что обычно делают сапиенты. Я советую вам остаться в Академии. Там лучшая медицинская аппаратура, какую мы имеем. На любые нарушения Протокола там смотрят сквозь пальцы, вы сможете делать всё, что пожелаете. Потратьте оставшееся вам время так, как его должно потратить — в поисках лекарства для себя. — Она наклонилась вперёд. — Я предлагаю вам это. Запретные знания. Шанс выжить.
Он сглотнул.
В душной комнате все звуки казались нереальными, как будто голоса из далёких чужих миров.
— Что вы хотите взамен? — осипшим голосом спросил он.
Откинувшись назад, Сиа победно улыбнулась.
— Ничего. Буквально, ничего. Портал никогда больше не откроется. Врата Инкарцерона, где бы они ни находились, останутся непроницаемыми. Все попытки окажутся тщетными. — Её глаза встретились с его глазами поверх хрустального бокала. — И Клодия никогда об этом не узнает.
7
Сапфик вскочил, вне себя от радости.
— Ты не знаешь ответа, значит, я выиграл! Показывай путь Наружу.
Раскатистый смех сотряс миллионы залов Инкарцерона. Дракон поднял когтистую лапу, кожа отслоилась с неё и упала наземь, превратившись в Перчатку. И вдруг Сапфик остался один. Он поднял Перчатку из переливчатой драконьей шкуры, кляня Тюрьму. Но теперь, вкладывая свою ладонь в ладонь Инкарцерона, он знал его планы и мечты, видел его сны.
Сапфик в Тоннелях безумия
В тот вечер народу на представление собралось множество.
Бродячие артисты установили скрипучие деревянные подмостки под одним из куполов — закопчённым строением из ледяных кирпичей. Видимо, купол много раз подтаивал и замерзал заново — неровная крыша была изборождена трещинами, бугрилась выступами и бахромилась сосульками, чёрными от сажи.
Аттия стояла между двумя женщинами, выбранными из добровольцев, старательно изображала восторженное изумление и наблюдала за Риксом, явственно чувствуя его напряжение. Сегодня толпа вела себя очень тихо. Слишком тихо. Казалось, этих людей ничем нельзя поразить.
Да и представление шло через пень-колоду. Медведь отказался танцевать, видимо, из-за жуткого холода, тоскливо свернулся в клубок на сцене и не реагировал ни на какие тычки дрессировщика. Жонглёры дважды уронили свои тарелки, и даже Гигантии, поднявшей на огромных ручищах зрителя вместе со стулом, удалось сорвать всего лишь несколько жалких хлопков.
Но когда явился Тёмный Чародей, тишина стала глубже, как будто интенсивнее. Люди впились сосредоточенными, зачарованными взглядами в мрачного, «юного» Рикса с чёрной перчаткой на правой руке, с подогнутым — чтобы продемонстрировать увечье — указательным пальцем.
Нет, не зачарованно смотрели они, а с жадностью, безумным голодом. Аттия заметила на лбу Рикса капельки пота.
Аттия заметила на лбу Рикса капельки пота.
Сказанное в свой адрес женщины-добровольцы тоже выслушали молча. Ни одна не зарыдала, не кинулась с радостью и благодарностью пожимать руки Чародея, вообще ничем не показала, что его слова нашли хоть какой-то отклик в её душе.