Когда повозка проезжала под сломанной перекладиной ворот, мнимая горничная тихо спросила своего спутника:
— Что ты задумал?
— Хочу расположить их к себе. Если они узнают, кто мы на самом деле…
— Они тут же постараются услужить. Мы можем заплатить…
Он вдруг странно посмотрел на неё.
— Иногда, Клодия, мне кажется, что ты вообще ничего не понимаешь.
— Чего, например?! — возмутилась она.
Он кивком указал в сторону поселения.
— Их жизни не понимаешь. Посмотри туда.
То, что возница назвал домами, вряд ли заслуживало такого слова. У края дороги криво торчали две вросшие в землю мазанки. В соломенных крышах зияли дыры, глинобитные стены пестрели сплетёнными из прутьев заплатками. Несколько оборванных ребятишек выбежали навстречу и молча уставились на прибывших. Какие же они худые! — поразилась Клодия, рассмотрев детишек поближе. Самый маленький натужно кашлял, а ноги старшего были кривыми от рахита.
Возница пристроил фургон с подветренной стороны хибары. Рейф громким криком отправил ребятишек на поиски лошадей, а сам нырнул в один из низких дверных проёмов. Старик слез с козел, и теперь, когда он стоял рядом с Финном, горбатая спина особенно бросалась в глаза — возница не доставал тому даже до плеча.
— Пожалуйте сюда, конюх господина и горничная госпожи. Живём мы небогато, но погреться сможете.
Клодия нахмурилась и последовала за стариком вниз по ступенькам, под деревянную притолоку.
Вокруг было темно. Сначала гостья не увидела ничего, кроме пламени в очаге. Потом в нос ударило зловоние; пахло настолько ужасно, что Клодия задохнулась и замерла, но Финн подтолкнул её в спину. При дворе, конечно, имелся свой букет неприятных запахов, но смрада, подобного этому: экскременты животных, моча, кислое молоко и обглоданные кости, хрустящие в соломе под ногами, — ей ещё никогда не доводилось вдыхать.
И поверх всего прочего — сладкий запах гнили, словно вся лачуга целиком погрузилась в почву, и её старые опорные брёвна постепенно разлагаются, изъеденные плесенью и жучком.
Когда глаза привыкли к темноте, гостья разглядела скудную обстановку: стол, скамейки, койку, встроенную прямо в стену. Обнаружилась и пара окон — маленьких, с переплётами из реек. Снаружи сквозь щели пробивались плети плюща.
Старик подвинул к ней табурет.
— Присядьте, мисси, обсохните. И ты, парень. Меня Томом кличут. Старый Том.
Садиться ей хотелось меньше всего. В соломе наверняка кишели блохи. Удручающая бедность обстановки вызывала у Клодии отвращение. Но она присела, протянув руки к слабому огню в очаге.
— Подкиньте дровишек. — Том проковылял к столу.
— Вы живете тут один? — спросил Финн, бросая в очаг несколько сухих поленьев.
— Моя жена померла пять лет тому.
— Моя жена померла пять лет тому. Но рэйфовы мальцы ночуют тут. У него их шестеро, да ещё ему о хворой матери надо заботиться, вот и…
Клодия заметила в глубине комнатушки тёмный дверной проём — там что-то зашевелилось. И через секунду она разглядела свинью, роющую солому на полу в смежном помещении, видимо, хлеву.
Клодию затрясло.
— Вам бы застеклить окно. Ужасный сквозняк.
Старик засмеялся, разливая жидкое пиво.
— Но это ж не по Протоколу?! А Протокол мы должны соблюдать, даже если все от него перемрём.
— Есть обходные пути, — мягко заметил Финн.
— У нас нету. — Старик пододвинул гостям глиняные кружки. — Может, у королевы и есть. Кто придумывает законы, тот, стало быть, их и обходит. Для бедняков Эра самая что ни на есть настоящая, без всяких придумок. Никаких тебе косметических палочек, парень, никакого такого электричества и пластигласа. Наша «живописная нищета» нравится королеве, любит она на нас любоваться. Вы играете в историю, а мы в ней живём.
Отхлебнув кислого пива, Клодия вдруг поняла, что всегда это знала. Ей говорил об этом Джаред, и, кроме того, она посещала бедняков в поместье её строгого отца. Однажды, в снежном январе, увидев нищих у кареты, она спросила Смотрителя, нельзя ли что-нибудь для них сделать. Отец улыбнулся своей отчуждённой улыбкой, расправил тёмные перчатки и сказал:
— Они — та цена, которую мы платим, Клодия. За наш миропорядок, за нашу спокойную жизнь.
От этого воспоминания в ней разгорелось холодное пламя гнева. Но Клодия промолчала. Вместо неё заговорил Финн:
— И вы возмущаетесь?
— Да. — Старик допил пиво и выбил трубку о край стола. — Вот что… еды у меня маловато, но…
— Мы не голодны. — Финн не собирался идти на поводу у хозяина и менять тему, но тут вмешалась Клодия:
— Можно мне спросить, сэр? Что это такое?
Она указала глазами на маленький портрет в самом тёмном углу комнаты. Лучик света выхватил его из мрака: грубо выписанное изображение мужчины с сумрачным лицом и тёмными волосами.
Том встревоженно притих. На секунду Финну показалось, что старик сейчас закричит, позовёт на помощь своего дюжего соседа. Но хозяин продолжил выбивать свою трубку.
— Это Девятипалый, мисси, — наконец сказал он.
Клодия опустила свою кружку.
— У него есть и другое имя.
— Это имя произносят шёпотом.
Она взглянула старику в глаза.
— Сапфик.
Том перевёл взгляд на Финна.
— Стало быть, это имя знают и при дворе. Вы удивили меня, мисс горничная.