В сенях раздался звук открываемой двери, и рыжее создание лихо, в три прыжка выскочило в приоткрытое окно. Видимо, встреча с хозяйкой в ее планы не входила. Но перед тем как скрыться из виду, она обернулась и подарила мне та-акой воздушный поцелуй, что у меня даже лапы подкосились.
— Ну и что тут произошло? — раздался зычный голос Сантаны, уже принявшей свой истинный вид.
— Да так, ничего особенного, — отозвался я, задумчиво глядя вслед исчезнувшей рыжей красавице.
— Ну ни на минуту оставить тебя нельзя, — пробурчала Сантана, внимательно рассматривая меня. — И что это у тебя с лицом?
— Шрамы украшают мужчину.
— Да я не об этом, а о том выражении, что зависло на нем. Такое впечатление, что обнаружил запасы валерьянки и уговорил их, закусывая сметаной.
Отвечать на ее сарказм я посчитал ниже своего достоинства. Сколько ей можно говорить, что эпизод с корнем валерьяны всего лишь приятная случайность.
— Что тут произошло-то? — поинтересовалась Сантана, отметив, что на этот раз спорить с ней не собираюсь.
— Подрались.
— Из-за чего? — удивилась ведьма.
— Как из-за чего? — опешил я. — Из-за женщины, конечно!
* * *
Домик, где мы расположились, был небольшим, но уютным. Судя по всему, Сантана заключила с домовым договор, так как горница просто сияла чистотой. Ощущения нежилого помещения не было и в помине.
Голова еще немного трещала после корня валерьяны, и, пытаясь вытеснить из организма ее остатки, я с удовольствием поглощал снедь, что принесла с собой Сантана. Пить пришлось простой чай. Как ни уговаривал я хозяйку метнуться на базар и принести мне кувшинчик медовухи, она была непреклонна. А такие аргументы, как стимуляция пенным медом (естественно, в небольших количествах) мыслительного процесса, вообще восприняла со смехом.
Довольно быстро на столе ничего не осталось, я с удовольствием развалился на лавке и приготовился слушать. Ведьма расправила и без того идеально гладкий сарафан, убрала непослушную, выпавшую из основной копны прядку и приступила к рассказу.
— В городе только и разговоров, что про твою победу над черным колдуном. Не обманул Азнавур: как тебе обещал, так и сделал. Зато теперь он ходит в героях и народных любимчиках.
С моим взрывным характером мне стоило большого труда сдержаться и не высказать всего, что я думаю об Азнавуре, его колдовстве, умственных способностях и родственниках до третьего колена.
С моим взрывным характером мне стоило большого труда сдержаться и не высказать всего, что я думаю об Азнавуре, его колдовстве, умственных способностях и родственниках до третьего колена. Но я сумел взять себя в руки и отправить бушевавшую злость и негодование на задний план. Сейчас как никогда нужна холодная, здравомыслящая голова.
— О тебе, то есть о нем, слагают стихи и прославляют в песнях, — продолжила Сантана, — но вот любопытная вещь, Тинки и Винки, ранее мгновенно откликавшиеся на твои похождения новыми куплетами своей баллады о Даромировых подвигах, на этот раз не осчастливили нас ни строчкой.
— Молодцы, нестандартные, почувствовали неладное, — обрадовался я, — с меня две головки сыра и искренняя благодарность.
— Как только стало известно, что ты разобрался с ворогом, чуть ли не всем городом восстановили Антипу терем, он теперь краше прежнего, просто игрушка расписная.
— Рад за тестя, — буркнул я.
— Твои дамы вернулись из скита третьего дня, в полном здравии, — дошла наконец Сантана до главного. — Ты устроил им торжественный прием, завалил супругу цветами и девчонкам преподнес гору подарков.
— Значит, Азнавур не нашел, что искал, — сделал я свой вывод, — иначе бы наверняка постарался улизнуть из города раньше, чем вернулось мое семейство. Серогора с Антипом обмануть сложно, но возможно, Селистену с девчонками тоже, а вот Сима могла сердцем почуять неладное. Она хоть и не рожала меня, но чувствовать по-матерински научилась давно.
— Не обижайся, Даромир, уж больно колдовство у этого Азнавура мудреное. Мудреное да к тому же неродное, нерусское. Даже я, зная, кто передо мной, не смогла почуять душу его темную. Нужно признать, схоронился он под твоей личиной мастерски.
— Погоди-ка, так ты и Азнавура увидеть успела? — удивился я.
— Не только увидеть, но и поговорить малость. Ты таким вежливым стал, обходительным.
— Я и раньше хамом не был. — Я даже обиделся. — А вот сюсюкать никогда не любил. Да ты не тяни, расскажи, как все было-то!
— Странницей притворилась, на двор к тебе пришла да краюху хлеба попросила. Жена у тебя золотая, пирог вынесла, крынку с молоком и даже с собой узелок собрала.
Я тихо застонал, вспоминая золотые кудряшки Селистены. Хотелось бросить все и прямо сейчас кинуться к ней. Но что я ей скажу? Здравствуй, милая, я не загулявший Барсик, а твой законный супруг? Ну уж нет, верну себе законный облик, тогда кинусь, брошусь и все прочее.
— А тут и ты вышел, приветливый такой, обходительный. Поинтересовался, кто я, откуда, и все это время пытался понять, имею я отношение к колдовству или нет.
— Распознал тебя, что ли?
Сантана вместо ответа так на меня посмотрела, что я был вынужден дать задний ход.
— Извини, не подумавши ляпнул.