— А вы меня с должности снимите!
— Ага, сейчас! — чуть не подпрыгнул на троне Бодун. — А дела городские вести кто будет? Не дождешься!
— А в ссылку?
— Нет!
— Ну хоть отстраните на полгодика? — взмолился я, понимая, что надежда красиво слинять со службы провалилась.
— Еще чего! Получишь две недели на то, чтобы разобраться со своими делами, а потом милости просим назад, на службу.
Мы опять дружно помолчали, после чего я выдвинул новое предложение, как бы меня показательно наказать.
— А давайте будем бить меня рублем?
— Это еще как? — удивился Бодун, — мешком с червонцами да по голове, что ли?
— Да нет, мешком, пожалуй, не стоит. А вот лишить меня жалованья за год-другой можно.
— Не смеши меня! Давеча казначей заходил, сетовал, что ты который месяц за этим самым жалованьем не являешься. А ты говоришь — рублем!
— Ябеда, — огрызнулся я.
— Он не ябеда, а преданный делу человек. Тебе что, деньги не нужны?
— А зачем они мне? — пожал я плечами.
И опять наступила пауза, в продолжение которой мы оба лихорадочно думали, что бы со мной такое сотворить.
— Может, тебя какой недвижимости лишить? — задумчиво протянул князь.
— Точно, лишите, — обрадовался я, но тут же сник, — только у меня и нет ничего, терем-то Антипа, да к тому же разрушен на две трети.
— А я же тебе в прошлом году имение жаловал? — не сдавалось руководство.
— Так я его тогда же назад в казну и отписал. На кой мне такая головная боль? А если за город захочется, можно к Симе махнуть.
— Но хоть что-то у тебя есть? — чуть не взмолился Бодун.
— Семья, — откровенно сказал я, чем поставил бывшего дебошира в тупик. После такого ответа он окончательно сник и тяжело вздохнул.
— Развяжи меня, что ли, — просительно потребовал он.
Немного посомневавшись, я выполнил его пожелание, и вскоре мы уже сидели на полу подле трона плечом к плечу, словно и не было никакой потасовки. За что я люблю Бодуна, так это за отходчивость.
— А вот у меня нет семьи, — хмуро выдавил из себя правитель.
— А Феликлист? — нашелся я, уже догадываясь, куда это он клонит.
— Не смеши меня, — отозвался Бодун.
Мы помолчали, думая каждый о своем. И мне в голову пришла замечательная идея, чем я тут же поделился с руководством:
— Знаю, как меня наказать! После того как я разберусь со своими делами, вы осерчаете, отдалите от себя и отправите ловить беглую преступницу Сантану. А уж я расстараюсь, найду, да и поговорю с ней по душам.
— Точно! — обрадовался Бодун. — Ты ей скажешь…
— Да знаю я, что ей сказать, — отмахнулся я. — В делах сердешных мне равных нет, могу из камня слезу выжать.
— А потом?
— Потом сообразим очередную амнистию, проведем несколько показательных акций, вернем ей растраченный авторитет и восстановим на троне. Конечно, при условии, что она раскаялась и не возьмется за старое. А что-то мне подсказывает, что не возьмется.
— И это все реально?
— Конечно, реально, — пожал я плечами. — . Провернем все в лучшем виде, не извольте сомневаться.
Как мало человеку нужно для счастья — только глоток надежды. Так мало и так много. Совсем недавно передо мной бушевал сумасбродный правитель, а сейчас на меня смотрел простой человек, который очень хотел быть счастливым.
— Ты не поверишь, Даромир, но до сих пор забыть ее не могу. Может, это зелье приворотное до сих пор действует?
— Нет, это не оно, — успокоил я князя, — тут никакого колдовства, простые человеческие чувства.
— А люди не будут смеяться? — спохватился Бодун. — Я, почитай, уже не мальчик, а все туда же, любовь!
— Не будут, — отмахнулся я, — и вообще, любовь — это такое блюдо, что с годами становится еще более насыщенным и ароматным. Вона моя Сима с Серогором…
Каюсь, я поступил некрасиво по отношению к своей кормилице и наставнику. Без их разрешения красочно рассказал постороннему человеку все, что видел, когда с Селистеной приперся на днюху моей бабаньки. Но, во-первых, с князем, как с пациентом, — совершенно откровенно, во-вторых, Бодун чужие тайны хранить умеет, а в-третьих, я почему-то был уверен, что и Симочка, и Серогор в подобной ситуации дали бы мне добро на раскрытие семейных тайн (исключительно в профилактических целях, для укрепления вертикали власти).
Я опять угадал, и, выслушав рассказ о том, какие страсти кипят в отношениях моих старичков, Бодун совершенно успокоился и расслабился. Удовлетворенный произведенным эффектом, я засобирался домой. Но для начала нужно утрясти бюрократические моменты.
— Так я беру отпуск за свой счет?
— Бери, — отмахнулся князь.
— На месяц, — уточнил я.
— На неделю.
— На три.
Как я и рассчитывал, сошлись на двух.
— Но чуть только новости — сразу ко мне с докладом! — встрепенулся Бодун. — И не Антип, а именно ты. У тебя небылицы лучше выходят, веселее.
Я хотел было обидеться, но передумал. Смысл? В городе и так все знают, что правдивей меня нет на свете боярина. А уж коли где и привру, так исключительно для красоты повествования.
— Ладно, обещаю, — буркнул я в ответ, — но только и вы, ваша наиярчайшая пресветлость, обещайте.
А уж коли где и привру, так исключительно для красоты повествования.
— Ладно, обещаю, — буркнул я в ответ, — но только и вы, ваша наиярчайшая пресветлость, обещайте.