Терем трясся, массивные бревна стонали, удары следовали один за другим. Мне оставалось только следить за происходящим и ждать, когда старый квач закончит жизнь самоубийством. Древнейшие темные силы могли защитить обладателя бурой шкуры практически от любого внешнего врага, но от самого себя они, конечно, спасти не могли.
Еще один заход на воздушную атаку, стрекотание крыльев, резкий разгон — и встреча с неизбежным. Стена с головой дрогнули практически одновременно, и та и другая огласили этот момент зычным хрустом. Бурый напоследок крякнул, сложил крылышки и с грохотом рухнул на пол.
— А все-таки приятно смотреть на профессионально выполненную работу, — сказал я и вдруг неожиданно для себя рассмеялся.
Нет, преставившегося темного родственника всех безобидных болотных лягушек мне было ни капельки не жалко, но и кровожадностью особой я никогда не страдал, чтобы смеяться над поверженным врагом. Причина была в том, что аккуратно сложенные под рубахой крылья вдруг ни с того ни с сего попытались развернуться и нестерпимо защекотали спину.
— Ай, ай, ай, — заметался я по разгромленной трапезной, — щекотно же!
Наконец я пристроился к дверному косяку и со смаком начал чесаться об угол.
— Надо же, чуть сам себя до смерти не защекотал, — хмыкнул я, закончив свое важное дело.
Нужно будет книжечки полистать, освежить в памяти колдовское врачевание. Тут торопиться не надо, эти крылья теперь часть меня, а со своими частями тела я привык обращаться бережно. А то дрогнет рука в ответственный момент, и вместе с крыльями отвалится еще что-нибудь очень даже для меня необходимое. На такой риск я идти не собирался и поэтому решил к вопросу о лишении меня приобретенных крылышек вернуться чуть позже, тем более что, судя по доносившимся со двора крикам, ратные люди Антипа продолжали от кого-то отбиваться.
Надо сказать, что нечисть неоднократно пыталась шалить в этих стенах, но такого масштабного нападения на терем я что-то не припомню.
Надо сказать, что нечисть неоднократно пыталась шалить в этих стенах, но такого масштабного нападения на терем я что-то не припомню. Я, как мог, привел себя в порядок, сбросил на пол безнадежно испорченный кафтан (кстати, с огромным удовольствием) и направился прочь из горницы. Нужно было произвести зачистку территории, чем я с удовольствием и занялся.
В тереме мой улов был не ахти каким большим, всего лишь парочка квачей, да и те зеленые, а вот во дворе меня ждал сюрприз. Только вот не знаю, приятный или нет. Оказалось, что ратники Антипа все это время держали героическую оборону от десятка шлепков. И если бы не помощь, подоспевшая с соседних подворий, ребятам пришлось бы совсем туго.
На сей раз я решил не устраивать представления и сделал все быстро и четко. Свистнул ратникам, чтобы не мешали работать, а когда они резво распластались в дворовой пыли, в два счета разметал эту мускулистую, но не шибко сообразительную компанию. Конечно, не очень эффектно, зато вполне эффективно. Я наконец-то опустил свой посох, и в этот момент откуда-то сверху раздались радостные крики и звонкие хлопки в ладоши. Я поднял голову и обнаружил, что за всем этим коротким сражением из окна второго этажа наблюдали Лучезара, Василина и все остальное мое семейство.
— Класс! — со знанием дела констатировала голубоглазая дочка.
— Папочка, ты реально лучший, — подвела итог дочка зеленоглазая.
— И никаких тебе превращений!
— Быстро и рационально!
Мне оставалось только развести руками. Ну что тут еще скажешь? Просто нужно признать, что я чего-то не понимаю в воспитании детей. Одно хорошо — мой пошатнувшийся после небольшой осечки отцовский авторитет восстановлен. А каким способом мне это удалось, в общем-то и неважно.
* * *
— А сколько лет надо учиться, чтобы так же лихо обращаться с нечистью?
— Три или четыре года?
С этими вопросами бросились ко мне дочки, как только я перешагнул порог разгромленного терема.
— Можно мы прямо завтра отправимся в «Кедровый скит»?
— Мы будем очень хорошо учиться, честное слово!
— Да и дедушка Серогор за нами присмотрит!
— Когда выучимся, ты уже будешь старенький, а мы тебя будем защищать!
Даже не знаю, как реагировать на такие слова. Хочешь- плачь, а хочешь — смейся. Я, конечно, выбрал последнее, тем более что непослушные крылья по-прежнему мною плохо контролировались и то и дело пытались развернуться, при этом немилосердно щекоча мне спину. Ко всему прочему они начали негромко, но отчетливо стрекотать.
— Честно говоря, я надеюсь, что вы научитесь хорошо колдовать значительно раньше, чем я стану стареньким, — хмыкнул я, обнимая разом обеих дочек, — к тому же в «Кедровый скит» девочек не принимают.
— Как это не принимают?!
— Почему не принимают?!
— Да это дискриментация по половому признаку! — с трудом выговорила мудреное слово Лучезара.
— Дискремпенация, — поправила сестру Василина.
— Ну для начала «дискриминация», — приостановил я бурную реакцию девчонок, — а потом, откуда вы такое слово вообще взяли?
— Так из книжки, — не моргнув глазом отозвалась старшенькая.
— А из какой — не помним, — тут же поддакнула младшая.
Ну да, все яснее ясного, опять у Антипа в библиотеке по полкам шарили. Сколько раз я ему говорил, чтобы он запирал комнату на ключ! Нет, вы не подумайте, я никоим образом не против самообразования, но там на третьей полочке от окна, на самом верху, та-акие восточные трактаты стоят с цветными картинками, что даже я покраснел, когда на них наткнулся. Потом, конечно, вчитался, но я никоим образом не хотел бы, чтобы до поры до времени они попались на глаза девчонкам. Антип, кстати, так мне и не ответил, откуда он такую замечательную срамоту взял. Так, брякнул что-то невразумительное про какую-то карму с утра, хмыкнул в бороду и был таков.