— Юнокопы даже предлагают людям награду: сдал беглого расплёта — получи денежки, — делится Бульдог, пока они запихиваются курятиной. — А есть ещё и орган-пираты, может, слышал? Те не заморачиваются с призовыми деньгами, они продают свою добычу на чёрном рынке; и если ты думаешь, что легальные заготовительные лагеря — это мрак, то они просто детский сад по сравнению с нелегальными. — Бульдог, поднатужившись, проглатывает неимоверно огромный кусок — Старки видит, как тот проходит у мальчишки в горле, словно мышь, проглоченная удавом.
— Бульдог, поднатужившись, проглатывает неимоверно огромный кусок — Старки видит, как тот проходит у мальчишки в горле, словно мышь, проглоченная удавом. — Орган-пиратов в последнее время много расплодилось, а всё из-за того, что больше нельзя расплетать семнадцатилеток. Когда органов не хватает, за беглеца на чёрном рынке можно урвать солидный куш.
Старки качает головой. Закон, установивший возрастное ограничение на расплетение в семнадцать лет, призван был оградить от него пятую часть детей, а вместо этого он толкает многих родителей на принятие более поспешного решения. Интересно, раздумывает Старки, если бы в запасе у его родителей был ещё один год — отдали ли бы они его в расчленёнку сейчас или повременили бы?
— Орган-пираты — хуже всех, — продолжает Бульдог. — Ловушки у них — жуткие, не то, что у юнокопов. Я слыхал историю об одном траппере, который потерял заработок, когда запретили использовать натуральный мех. Он взял свои самые большие медвежьи капканы и переоборудовал их под поимку расплётов. Слышь, этот капкан вцепляется тебе в ногу так, что можешь с нею попрощаться. — Для пущей убедительности он с треском ломает куриную ногу, и Старки невольно ёжится. — А есть и другие истории, — добавляет Бульдог, слизывая жир с грязных пальцев. — Например, тот парень в моём бывшем квартале. Его родители были лузеры, каких поискать. Наркоши и пьяницы — если бы в их время занимались расплетением, они сами были бы туда первыми кандидатами. Так вот, на его тринадцатый день рождения они подписали ордер на расплетение и сообщили ему об этом.
— Зачем?
— А чтобы он сбежал, — объясняет Бульдог. — Но видишь, какое дело: они знали, где он прячется, и сказали орган-пиратам. Те поймали пацана, продали его, а денежки поделили пополам с его родаками.
— Вот сволочи!
Бульдог пожимает плечами и отшвыривает косточку.
— А, всё равно тот пацан был из аистят, так что невелика потеря, правда?
Старки прекращает жевать, но только на одну секунду. Потом улыбается, держа, однако, свои мысли при себе.
— Правда. Не велика.
В этот вечер мальчишка с бульдожьей мордой приводит Старки в свою нору — дренажный туннель, — и когда хозяин норы засыпает, Старки принимается за работу. Он отправляется в расположенный неподалёку жилой посёлок и ставит на чужой порог коробку из-под жареного цыплёнка, после чего нажимает на кнопку звонка и убегает.
В коробке нет никакого цыплёнка. Там лежит нарисованная от руки карта и записка:
«Деньги нужны? Тогда пошли сюда юнокопов, и получишь щедрое вознаграждение. Приятных выходных!»
Незадолго до рассвета Старки наблюдает с соседней крыши, как юнокопы врываются в туннель и выковыривают оттуда Бульдога, словно серу из уха.
— Поздравляю, задница вонючая, — шепчет Старки еле слышно. — Теперь тебя самого аист оставил на чужом пороге!
• • •
РЕКЛАМА
«Когда мои родители подписали ордер на расплетение, я испугался. Я не знал, что со мной будет. Думал: «Почему я? За что меня наказывают?» Но когда я попал в заготовительный лагерь «Высокое Небо», всё изменилось. Там я нашёл других детей, таких же, как я, и здесь меня принимают таким, какой я есть. Я узнал, что каждая моя часть драгоценна. Благодаря персоналу заготовительного лагеря «Высокое Небо» я больше не боюсь расплетения.
Состояние распределённости? Ух ты! Вот здорово!»
• • •
Все беглые расплёты воруют. Власти любят приводить этот аргумент, чтобы убедить публику в полной испорченности расплётов, в том, что воровство в самой их природе, что их преступные наклонности оплетают их, словно сеть, и чтобы расплести эту сеть, нет способа лучше, чем расплести самих преступников.
На самом деле, расплёты не больше предрасположены к воровству, чем все остальные. Для них это просто печальная необходимость. Ребята, которые никогда даже цента ни у кого не украли, вдруг обнаруживают, что пальцы у них становятся липкими, как патока, и к ним постоянно пристаёт всякая всячина — от еды и одежды до лекарств, то есть всего того, что нужно для выживания. Те же, кто и до этого был нечист на руку, дают своим талантам полную волю.
Старки и раньше не был чужд криминальной активности, хотя до последнего времени она по большей части носила характер хулиганских выходок в рамках подросткового бунтарства. Стоило продавцу в магазине бросить на него подозрительный взгляд — и Старки обязательно тибрил у него что-нибудь. Он частенько излагал личную жизненную философию — разумеется, с добавлением неких простых и общепонятных слов — на стенах тех зданий, общественное предназначение которых выводило его из себя. Он даже угнал у соседа машину — за то, что тот всегда загонял своих детей в дом, когда Старки выходил во двор. Вот Старки с парочкой приятелей и решили покататься. Ох, и повеселились они тогда! Провезли боком соседовой машины по ряду припаркованных автомобилей, потеряв при этом два колпака и бампер. Прогулка закончилась, когда машина налетела на поребрик и поцеловалась с почтовым ящиком, который — какая досада! — остался к ласке равнодушен. После этой поездки машина ремонту не подлежала, что Старки очень даже устраивало.