После того как новеньких разместили в «ПНВ», разобрались, кто что умеет, и дали первые наставления по части житья на Кладбище, Коннор с Трейсом возвращаются к принесшему пополнение самолёту. Это старый Боинг Дримлайнер 787 — таких на Кладбище пока ещё не бывало. В своё время он был объявлен спасителем авиационной промышленности и, по-видимому, оправдал ожидания, но в конце концов всегда рождается что-то новое, более быстрое и экономичное — и старые самолёты отправляются на покой.
— Великолепная машина, — говорит Трейс, когда они идут по салону, который уже начинает накаляться под солнцем Аризоны. — По-прежнему хороша. Классическая красавица.
— Как по-твоему, ты смог бы пилотировать её, если бы понадобилось? — спрашивает Коннор. Дримлайнер и его приводит в восхищение.
Трейс улыбается.
— Я водил разные Сессны[4] с шестнадцати лет, а до того, как присоединился к ДПР, целый год пилотировал военные самолёты, так что пассажирский лайнер для меня не проблема. Чёрт, да если нужно будет, я и петлю на нём закручу!
— Отлично. Может, и придётся. Под прицелом ещё не такое выкрутишь.
Трейс мгновение смотрит на него озадаченно, а потом на его лице снова появляется улыбка:
— Ага, так это спасательный транспорт?
— Если мы выпотрошим его, места хватит на всех. Не слишком комфортабельно, но сойдёт, не до жиру.
— Я посмотрю технические характеристики, прикину, потянет ли крошка вес.
— Вынем из салонов начинку, и парни из конторы выставят её на продажу, — рассуждает Коннор. — Для отвода глаз включим в список и части двигателя, и оборудование пилотской кабины, но ни одного важного агрегата не тронем.
Трейс понимает с полуслова.
— Так что если кто-нибудь следит за нашими действиями, для них всё будет выглядеть, как будто самолёт раздербанили и отправили в утиль. А он на самом деле в порядке.
— Точно. Потом перетянем его на главную аллею — пусть думают, что отдаём его под спальный корпус.
— Гениально. Ты молодец.
— Да уж, — говорит Коннор, — с отчаяния любой дурак станет гением. А теперь пошли отсюда, пока окончательно не изжарились.
• • •
Трейс, отвозит начальника со взлётно-посадочной полосы на главную аллею. Шеф безопасности вдобавок служит при Конноре телохранителем и шофёром. Эта инициатива наряду с бизнес-джетом и голубой камуфляжной формой тоже принадлежит не Коннору, но она способствует поддержанию имиджа, вознося командира на этакий иллюзорный пьедестал. Самому же Коннору всегда претило отделяться от общей массы.
— Привыкай, — сказала ему Риса. — Ты больше не какой-то безвестный расплёт. Для этих ребят ты — символ Сопротивления.
Ты должен выглядеть так, чтобы всем сразу стало ясно — вот вождь и отец-командир.
Коннор задаётся вопросом, придерживается ли Риса этого мнения до сих пор — ведь его командирские обязанности не позволяют ему уделять девушке достаточно времени и внимания. Может, раздумывает он, придумать себе какую-нибудь болячку, чтоб был предлог пойти к Рисе в Лазарет? Подобает ли начальству такая линия поведения?
— Дримлайнер — очень хорошая мысль, — говорит Трейс, возвращая Коннора к реальности. — Но мне кажется, у тебя много чего другого на уме?
— Правильно кажется.
— Ты беспокоишься насчёт юнокопов и почему они до сих пор нас не трогают. — Трейс на секунду замолкает, а потом прибавляет: — Кажется, я знаю почему, но предупреждаю — то, что ты услышишь, будет тебе не по душе.
— А мне когда-нибудь было по душе что-то, связанное с юнокопами?
— Да это не столько связано с ними, сколько с тобой.
— Что-то я не секу.
— Сейчас просечёшь. — Машина подпрыгивает на ухабе, и Коннор безотчётно хватается за дверь. Трейс даже не думает извиняться за свою манеру вождения. — Понимаешь, какое дело, Коннор. Ребята, которые живут здесь — они формально вроде как бы не существуют, но это не значит, что они так, ничто, бесполезный мусор. Они ценнее алмазов. Ты знаешь, почему алмазы такие дорогие?
— Н-не знаю… Наверно, потому что они очень редкие?
— Нет, они вовсе не редкие. На самом деле их так много, что они должны быть не дороже стекла. Но существует такая штука — алмазный консорциум. Владельцы алмазных приисков сговариваются между собой, и знаешь, что они делают? Они припрятывают свои алмазы в банковских хранилищах где-нибудь в Швеции… Швейцарии… словом, где-то там. Тысячи тысяч алмазов. И поскольку камешков не видно, создаётся иллюзия, что они очень редки. Дело сделано — цены взмывают под облака.
Джип влетает в очередную яму, и на этот раз Коннору удаётся пережить встряску, не роняя командирского достоинства. Он следит за мыслью Трейса и начинает испытывать беспокойство, куда она, эта мысль, в конечном итоге заведёт.
— Ну и вот, — продолжает Трейс. — После принятия Параграфа-17 расплётов не хватает. Цена на любой вид трансплантации удваивается, даже утраивается. И что? Люди платят, потому что привыкли получать, что хотят и когда хотят. Будут голодными сидеть, но за органы отвалят любую сумму.
— А ко мне это каким боком?
— Сам подумай.
Коннор напрягает мозги, и наконец его осеняет:
— Наше Кладбище и есть банковское хранилище! И до тех пор пока мы оттягиваем на себя расплётов с улиц, цены будут держаться высоко. Я правильно понял?