Кэм торопится обратно к своему мотоциклу, подальше от этих людей, и возвращается домой тем же путём, каким добрался сюда. Подъехав к особняку, он обнаруживает, что во дворе не протолкнуться от полицейских машин. Завидев его, Роберта бросается ему навстречу.
— Кэм! — вопит она. — Что ты наделал? Что ты наделал?! О Боже! Тебе нужна медицинская помощь! Врача! Врача сюда, немедленно! — Она в бешенстве набрасывается на охранников. — А вы куда смотрели?!
— Они здесь ни при чём! — кричит в ответ Кэм. — Я не собака, чтобы постоянно держать меня на поводке! Не смей так обращаться со мной!
— Ты ранен! Дай я посмотрю…
— Отстань! — гремит он, и она в испуге — невиданное дело! — отшатывается. Кэм проталкивается сквозь толпу слуг и стражей, взлетает по лестнице в свою комнату и запирает дверь, отгородившись от всего мира.
Через несколько минут в дверь осторожно стучат. Так он и знал. Роберта — явилась воспитывать своего раскапризничавшегося ребёночка. Он ей не отк…
Но это не Роберта.
— Кэм, открой, это Риса.
Ему никого сейчас не хочется видеть, тем более Рису; но она пришла к нему, и это удивляет его. Ладно, так и быть, ей он откроет.
Риса стоит на пороге, держа в руках аптечку.
— Надо быть полным дураком, чтобы истечь кровью и умереть только из-за того, что дуешься на весь свет.
— Я не истекаю кровью!
— Истекаешь, истекаешь. Дай я займусь хотя бы самыми неприятными ушибами. Хочешь верь, хочешь нет, но на Кладбище я была главным врачом. У нас там вечно кто-нибудь ходил с разбитым лбом, а то и ещё что похуже.
Кэм открывает дверь шире и впускает гостью внутрь, затем садится у письменного стола и подставляет Рисе щёку для дезинфекции. Она велит ему снять изодранную рубашку и принимается промывать спиртом раны на спине. Жжёт ужасно, но Кэм выносит боль не дрогнув, без единого звука.
— Тебе повезло, — говорит Риса. — Ты здорово ободрался, но зашивать ничего не придётся. Да и ни один из твоих швов не разошёлся.
— Уверен, Робертиному счастью не будет конца.
— Роберта может проваливать ко всем чертям.
На этот раз Кэм с ней абсолютно согласен.
Риса осматривает его колено и сообщает: хочет он того или нет, а колено придётся исследовать на рентгене. Когда девушка заканчивает возиться с его ранами, Кэм пристально всматривается в её лицо. Если она по-прежнему сердится на него, то ничем этого не выказывает.
— Прости меня, — говорит он. — Не знаю, что на меня нашло. Глупо получилось.
— Людям свойственно делать глупости, — замечает она.
Кэм нежно касается пальцами её лица. И пусть она даст ему за это пощёчину. Пусть хоть руку оторвёт, ему без разницы.
Но ничего такого не случается.
— Давай-ка, — говорит Риса, — помогу тебе дойти до кровати. Ты должен отдохнуть.
Он встаёт, но неосторожно опирается всей тяжестью на ногу с повреждённым коленом и едва не падает. Риса подхватывает его, подставляет своё плечо, как он когда-то подставлял ей своё в тот день, когда она в первый раз встала на ноги. Девушка помогает ему добраться до кровати, и когда он падает на постель, она не успевает убрать руку, которой поддерживает его, и падает вместе с ним.
— Прости.
— Да хватит тебе извиняться по всякому поводу, — ворчит она.
— Прибереги свои «прости» для случаев, когда облажаешься похуже.
Они лежат рядом на его кровати; его спина ноет ещё больше оттого, что теперь она прижата к одеялу. Риса могла бы встать, но вместо этого она придвигается к нему чуть ближе и проводит кончиками пальцев по царапине на его груди — проверяет, не нужно ли наложить повязку. Нет, не нужно.
— Ну ты и урод, Камю Компри. Как я смогла к этому привыкнуть — ума не приложу. И тем не менее, привыкла.
— Но тебе по-прежнему хотелось бы, чтобы меня не было, правда?
— Мало ли чего бы мне хотелось. Ты есть, ты здесь, и я тоже здесь, с тобой. — Секунду помолчав, она добавляет: — И я ненавижу тебя только по временам.
— А между этими временами?
Она склоняется над ним, на миг призадумывается, а потом целует его. Это лишь лёгкий поцелуй, но всё же не совсем только чмок.
— А между ними — нет, — говорит она, перекатывается на спину и остаётся лежать рядом с ним. — Но не обольщайся слишком, Кэм, — предупреждает она. — Я не смогу стать для тебя тем, кем бы тебе хотелось.
— Мало ли чего бы мне хотелось, — вздыхает он. — Разве кто-нибудь утверждает, что я могу получить всё?
— Но ты ведь любимый избалованный сыночек Роберты! Ты всегда получаешь всё, чего только ни пожелает твоё сплетённое сердце.
Кэм приподнимается и садится, чтобы видеть лицо Рисы.
— Так перевоспитай меня. Научи быть терпеливым. Покажи мне, что есть на свете вещи, которых стоит ждать!
— И есть вещи, которые, возможно, никогда не станут твоими?
Он тщательно обдумывает ответ.
— Этому я тоже постараюсь научиться, если ты станешь меня учить. Но то, чего я хочу больше всего, думаю, мне всё же доступно.
— И что же это такое?
Он берёт её руку в свою.
— Вот это самое мгновение, прямо сейчас. Переживать его бесконечно. Если этот миг — мой, остальное не имеет значения.
Риса тоже садится и высвобождает свою руку, но лишь затем чтобы провести ею по его волосам. Наверно, проверяет, нет ли ран у него на голове. Или?..