Руки его, внезапно налившись свинцом, соскальзывают с баранки. Собрав последние силы, он оборачивается назад и видит, кто в него выстрелил.
На лице Лева сияет улыбка, широкая, как простирающаяся вокруг пустыня.
— Надо же, как тебе не везёт, — сочувственно молвит Лев. — Опять получил пулю из собственного транк-пистолета.
71 • Лев
Нельсон использовал Лева, чтобы найти Коннора, теперь очередь Лева воспользоваться услугами Нельсона.
Вытащить кого-то с Кладбища, кишащего юнокопами и спецназовцами, равносильно чуду. Но Лев вовремя сообразил, что на данный момент Нельсон — его самый большой союзник. У них обоих одна задача: унести отсюда Коннора живым. Вот почему Лев понёс уснувшего друга наперерез бывшему юнокопу. Конечно, Лев рисковал: его могли узнать, но ведь кругом царил сущий ад, к тому же свет исходил только от прожекторов и фар, поэтому скрывать лицо в тени не составляло труда. Потом он сбросил тело друга на землю и понёсся машине Нельсона, предоставив орган-пирату выполнять всю тяжёлую работёнку.
Лев забрался в фургон Нельсона и затаился. Его расчёт строился на том, что у бывшего юнокопа голова кругом от творящегося вокруг и от успеха собственного предприятия, так что он вряд ли заметит скрючившегося сзади Лева. Так и случилось.
И вот они уже в полумиле от Кладбища. Нельсон обмякает на водительском сиденье, и Лев торопится перехватить руль, чтобы автомобиль, чего доброго, не слетел с дороги. Оттолкнув безвольное тело орган-пирата в сторону, мальчик нажимает на педаль тормоза. Фургон останавливается.
Предстоит ещё одно, последнее дело.
Лев выскакивает из фургона и возвращается к воротам пешком. Со своей позиции на полу у заднего сиденья он не мог видеть, сколько юнокопов торчит у главного въезда на Кладбище. Теперь выясняется, что их там всего ничего — основные силы заняты избиением младенцев. Тощие кусты чаппараля — не слишком надёжная укрытие, но мальчику необходимо подобраться поближе.
Он сказал парню-привратнику, чтобы тот забрал Мираколину в какое-нибудь безопасное место. Парень пообещал, но кто ж его знает — надо убедиться самому.
Прямо напротив того места, где он оставил Мираколину, стоит патрульный автомобиль, а в нём сидит юнокоп и что-то говорит в свою рацию. Подгадав, когда юнокоп отворачивается, Лев на полусогнутых стремительно проносится позади машины и принимается шарить в сухих кустах.
Девочка исчезла.
Лев испускает вздох облегчения, поворачивается и спешит обратно к фургону. Вытащив оттуда Нельсона, он оставляет его в придорожной канаве, а сам садится за руль и уезжает. Новоиспечённый водитель прилагает все усилия, чтобы удержать фургон на дороге: ехать по узкому двухполосному шоссе — это тебе не шпарить по пустыне. «Вот будет глупо, — думает мальчик, — если после всего, что случилось, мы погибнем в автокатастрофе, потому что я не умею водить!» И Лев благодарит Бога, что шоссе прямое, как стрела.
Впервые за всю жизнь ему удаётся свершить невозможное, и хотя он, скорее всего, никогда больше не увидит Мираколину (упрямая девчонка возьмёт и принесёт себя таки в жертву), Лев утешается мыслью, что сделал для её спасения всё, что в его силах.
«Храни тебя Бог, Мираколина», — шепчет он. Лев не знает, что мальчик-привратник заботился лишь о собственном спасении. Он не знает, что Мираколина, по-прежнему спящая глубоким сном, находилась всего в нескольких футах от того места, где он её искал…
…потому что Леву не пришло в голову заглянуть на заднее сиденье юнокопского автомобиля.
72 • Старки
— Ну, Старки, и что нам теперь делать?
— Если ты ещё хотя бы раз пристанешь ко мне с дурацкими вопросами, я тебе башку оторву!
Бэм в бешенстве уносится прочь.
— Мы, по крайней мере, убрались оттуда! — вопит Старки ей вслед. — Может, мы вообще единственные, кому это удалось!
Правда, что толку, если они разобьются?
Ребята сидят группками на голом полу салона; некоторые плачут от пережитых потрясений и скорби по утраченным друзьям.
— А ну подобрать сопли! — гаркает на них Старки. — Мы аистята! Аистята не ревут! — Он вытягивает свою измочаленную руку, которая уже и на руку-то непохожа — так она вспухла и почернела. — Видали? Я же не скулю!
Эта боевая рана, понимает он вдруг, уже стала символом его силы и залогом уважения со стороны соратников.
— Видали? Я же не скулю!
Эта боевая рана, понимает он вдруг, уже стала символом его силы и залогом уважения со стороны соратников. Всхлипывания утихают, но не прекращаются совсем.
Сказать правду, несмотря на солидную дозу морфина рука у Старки болит так, что его всё и вся выводит из себя.
— А куда мы летим? — задаёт кто-то вопрос.
— В то место, где нам будет лучше, — отвечает Старки и внезапно осознаёт, что именно эту фразу произносят, когда кто-то умирает.
Он несётся в кабину пилота, аистята еле успевают убраться с дороги. Трейс, один-одинёшенек, без второго пилота, сидит за панелью управления. Старки начинает с угроз:
— Если ты только пальцем притронешься к радио…
Трейс бросает на него полный отвращения взгляд и снова поворачивается к панели.
— То, что я презираю предводителя этих детишек, ещё не значит, что я хочу, чтобы их расплели. Я до сих пор никому ничего не сообщил и сообщать не собираюсь.