— Наверно, ты плохо расслышала меня, — говорит Лев, в котором уже начинает закипать гнев. — Мы только что спасли вас.
— Ты это называешь спасением? — повторяет она.
Мгновение, лишь одно мгновение он смотрит на себя глазами этой девочки, и то, что он видит, ему совсем не нравится.
— Я рад принимать здесь вас обоих, — говорит он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Мы ещё поговорим.
Лев жестом разрешает взрослым выпроводить новеньких, а сам сидит в бальной зале ещё добрых десять минут. Что-то есть в поведении Мираколины тревожно знакомое. Он пытается вспомнить миг, когда Коннор вытащил его из лимузина в тот далёкий день. Неужели он тоже вёл себя так же воинственно? Так же непримиримо? Многое из случившегося в тот день Лев постарался изгнать из памяти.
Неужели он тоже вёл себя так же воинственно? Так же непримиримо? Многое из случившегося в тот день Лев постарался изгнать из памяти. Когда же он начал понимать, что Коннор вовсе не враг ему?
Он убедит её. Должен убедить. Ведь все находящиеся здесь бывшие десятины в конце концов пересмотрели свои взгляды. Промытые мозги были перепромыты заново — в обратную сторону. Перепрограммированы.
А если эта девочка — исключение? Что тогда? Внезапно вся спасательная операция, которую он раньше считал славным и великим делом, кажется ему весьма мелкой. И эгоистичной.
24 • Мираколина
Рождённая ради спасения брата и возвращения обратно к Богу, Мираколина не потерпит этого насилия, не позволит забрать у неё её священное предназначение и заменить его позорной жизнью изгоя! Даже её собственные родители под конец поддались слабости, пожелали разорвать свой пакт с Господом и «спасти» Мираколину. Интересно, размышляет она, они бы обрадовались, узнав, что её поймали и принуждают к жизни в целостном состоянии? Отказывают ей в священном таинстве распределённости?
Больше того: она не просто вынуждена терпеть это возмутительное отношение, она должна терпеть его от человека, которого искренне считает воплощением самого Сатаны! Мираколина не из тех людей, которые склонны к ненависти и несправедливым суждениям, но после встречи с этим мальчишкой она начинает думать, что не настолько терпима, как ей казалось.
«Наверно, поэтому Господь и столкнул меня с ним, — размышляет она, — чтобы я усмирила свою гордыню и осознала, что тоже могу испытывать ненависть, как и любой другой человек».
Они начали обрабатывать её уже в самый первый день: поместили девочку в спальне, которая была в куда лучшем состоянии, чем остальные помещения замка.
— Отдохни здесь, пока транквилизатор не выветрится полностью, — сказала пухленькая дружелюбная женщина, которая также принесла ей обед: мясной хлебец с капустой и стакан рутбира.
— Сегодня ведь день святого Патрика, — добавляет она. — Так что угощайся, дорогая. Если захочешь добавки — скажи.
Явная попытка задобрить её. Мираколина ест, но отказывается получать удовольствие от еды.
В комнате полно книг и видеофильмов, но Мираколина не может сдержать смех: как в фургоне из заготовительного лагеря были только развесёлые фильмы для всей семьи, так и здесь все книги и фильмы тоже имеют ясную пропагандистскую направленность. Все они рассказывают о детях, с которыми обращаются жестоко, но которым удаётся подняться над враждебностью и непониманием окружающего мира. Всё от Диккенса до Сэлинджера — в самом деле, как будто у Мираколины Розелли есть что-то общее с Холденом Колфилдом!
Ящики комода полны одежды — всё ярких цветов, всё её размера. Мираколину охватывает дрожь при мысли, что её обмерили и приготовили для неё гардероб, пока она была ещё в бессознательном состоянии. Её белые одежды запачкались, но она всё равно не доставит этим людям удовольствия, переодевшись в ту гадость, которую они ей предлагают!
Наконец, к ней приходит лысый мужчина средних лет с планшеткой и именной табличкой, на которой написано БОБ.
— Я был уважаемым всеми психиатром, до тех пор пока не начал высказываться против расплетения, — рассказывает Боб после того, как представился официально. — Меня подвергли остракизму, но но нет худа без добра, потому что я оказался там, где во мне действительно нуждаются.
Мираколина сидит с непроницаемым выражением лица, скрестив руки на груди. О, она знает, к чему все эти разговоры! Они называют это «перепрограммированием». Деликатное наименование для промывания уже промытых мозгов.
— Вы были уважаемым, из чего следует, что больше вы не уважаемый, — цедит она, — и от меня вы уважения тоже не дождётесь.
После быстрой оценки её психического состояния, к которой она отказывается отнестись серьёзно, Боб вздыхает и убирает ручку.
После быстрой оценки её психического состояния, к которой она отказывается отнестись серьёзно, Боб вздыхает и убирает ручку.
— Думаю, — говорит он, — со временем ты поймёшь, что мы искренне беспокоимся о тебе и наша единственная задача — это забота о твоём процветании.
— Я вам не герань в горшке! — огрызается она, и когда психиатр закрывает за собой дверь, швыряет в неё стакан с выдохшимся рутбиром.
Вскоре Мираколина обнаруживает, что её дверь незаперта. Наверняка ещё один грязный приёмчик! Она выходит и пускается исследовать коридоры замка. Даже пылая гневом за то, что её похитили, девочка не может не признать, что её разбирает любопытство: что же здесь происходит? Скольких детей они лишили возможности сподобиться благодати? Сколько здесь тюремщиков? Каковы её шансы на побег?