Так они и сидели пару часов, поглощая горы пирожных, пока у обоих глаза не посоловели. Ну, а после того, как жевать не осталось сил, оба решили назвать друг другу имена. Затем, как истый джентльмен, Попов отвез свой предмет обожания домой на троллейбусе, сам заплатил за билеты и спрятал в карман фантик от мороженого (по четыре порции сожрали по дороге!), на котором был записан телефон любимой. Через две недели, получив премию, он решился наконец позвонить и пригласил зазнобу в кафетерий. Так и началась их любовь.
— Ну, ты, Андрюха, свинья! — возмутился Жомов, когда Попов рассказал о премии. — Ты же, гад, нашу водку жрал и говорил, что у тебя маманя премию отобрала. А оказывается, что ты деньги на баб тратишь, вместо того чтобы их с друзьями пропивать!
После такого обвинения бедный Андрюша стал не просто красным, а ярко-малиновым и опустил голову так низко, что мне его лысую маковку стало видно. Честное слово, чтобы хоть как-то утешить, хотел его прямо туда и лизнуть, но потом подумал, как мне его волосы в рот попадут, и отказался от таких щенячьих нежностей.
Сеня, конечно, Попова в маковку лизать не собирался, но все-таки заступился за него. Мой хозяин вежливым матом заткнул омоновца, упрекнув его в том, что он и сам деньги жене отдает, вместо того чтобы друзьям лишний пузырь поставить.
Мой хозяин вежливым матом заткнул омоновца, упрекнув его в том, что он и сам деньги жене отдает, вместо того чтобы друзьям лишний пузырь поставить. А пока Ваня пытался сообразить, как объяснить холостому бабнику Рабиновичу разницу между женой и подругой, Андрюша уже продолжил свой рассказ, и Жомов просто забыл, о чем спорить хотел.
Так вот завязалась у Андрюши с Танюшей (так предмет его воздыханий звали) настоящая любовь. Стали они частенько по вечерам встречаться, а поскольку денег на нормальные порции пирожных для двоих у Попова не было, он ограничивался тем, что кормил зазнобу сдобными булочками, сам при этом истекая слюной от зависти, — на себя у него денег уже не хватало. Так и продолжалось до тех пор, пока однажды днем Андрюша случайно не увидел, как в их любимом кафе, за их любимым столиком, Танюша трескает их любимые пирожные в компании с каким-то огромным толстяком. Попов, хоть он и не слишком агрессивный мент, но такого святотатства стерпеть не мог: ворвался в кафе и сломал попавшийся под руки стул о голову толстяка.
— И что? — удивился Жомов. — Нормальный ход.
— Это был ее папа, — едва слышно произнес Попов.
Вы не представляете, что тут началось! Едва услышав, кого именно приложил стулом Андрюша, оба этих здоровых великовозрастных болвана разразились таким диким хохотом, что следователь из смежного с лабораторией кабинета — очень набожный человек — решил, что наступил конец света, а в лаборатории хозяйничает сам Сатана. Он упал на колени и не переставал молиться даже тогда, когда к нему в кабинет подполковник Кобелев заглянул. Естественно, следака тут же отправили к психиатру и он провалялся месяц в лечебнице, а потом еще целых полгода ходил туда на консультации и осмотры. Виновных в подрыве психического состояния сотрудников отдела тогда так и не нашли, списав травму следователя на переутомление. Но вернемся к нашим баранам (а как их еще назвать!).
Попов, естественно, воспринял смех друзей, как откровенное издевательство над главной трагедией всей своей жизни и решил уйти, обидевшись и обругав обоих матом, но до двери так и не добрался. Мой Сеня сумел-таки проглотить свой смех и, поймав Андрюшу у выхода, уговорил вернуться, попутно подзатыльником сменив смешливое настроение Жомова на более соответствующее ситуации. Ну а чтобы Попов окончательно успокоился, мой хозяин налил ему внеочередную порцию водки и, естественно, извинился. За себя и за того парня. Потом Андрей продолжил свой рассказ.
Танин папа приходил в себя довольно долго. Когда он смог наконец не только моргать глазами, но еще и говорить, немедленно вынес свой вердикт — с Поповым у них теперь вендетта, и мента, а тем более такого, он зятем видеть не хочет. Девушку заперли дома, не позволяя даже ходить в любимый кафетерий. А чтобы она не очень тосковала, пирожные оттуда коробками каждый день доставляли домой.
Андрюша не сдался. Он дежурил под балконом, надеясь хоть одним глазком увидеть свою зазнобу и убедить ее бежать с любимым. Не вышло. Балкон тоже заперли на замок. Тогда Попов досконально изучил распорядок дня ее родственников с одной-единственной целью — позвонить Танюше тогда, когда никого не будет дома. И этот нехитрый трюк сработал: любимая взяла трубку! Он обрадованно залепетал о том, как здорово они смогут жрать пирожные вдвоем на необитаемом острове, но Таня не стала его слушать. Сказав, что честь семьи и здоровье папы для нее дороже двух пирожных, девушка повесила трубку. С тех пор, едва услышав Андрюшин голос по телефону, она нажимала на рычаг, не давая несчастному влюбленному даже слова сказать.
— Ну и что мне теперь делать? — с надеждой на то, что Сеня вмиг спасет его разбитую любовь, поинтересовался Попов.
— Тяжелый случай, — со вздохом ответил Рабинович (тоже мне, целитель разбитых сердец!). — Андрюха, я мог бы тебе посоветовать завалить ее цветами или пирожными, раз она их так любит.
Мог бы предложить писать стихи и, влезая по балконам, прилеплять их скотчем к стеклам. Мог бы сказать, что, вымолив прощение у ее отца, ты вернешь Танюшину благосклонность. Но… Хочешь правду? — Андрей закивал, как китайский болванчик. — Забудь ее. Лучше в лаборатории своей химичь или займись рыбками. У тебя это здорово получается. А если и рыбки не помогут, купи порножурнал и трескай свои пирожные, глядя на него. Судя по тому, как твоя Танюша себя ведет, она тебя никогда и не любила. Ей просто нравилось пузо на халяву набивать.
— Точно-точно, — поддержал моего хозяина Жомов. — И радуйся, что так все получилось, иначе жениться бы пришлось. А этого я и врагу не посоветую, — Ваня вдруг испуганно посмотрел по сторонам. — Только Ленке моей этого не передавайте!..