Единственным, кто был категорически против выбранного направления, оказался Мурзик. Некоторое время он сидел и смотрел в спину уходивших людей, не двигаясь с места, а затем догнал их и, уцепив Рабиновича за штаны, попытался его остановить. Сеня удивленно посмотрел на своего пса, совершенно не понимая, отчего он бунтует, словно висельник на галере, а затем, присев на корточки, начал подробно объяснять Мурзику правила хорошего тона. Пес несколько секунд внимательно слушал его, а затем, выплюнув штанину из пасти, молча пошел в выбранном хозяином направлении.
Дорога получилась нелегкой. Вопреки понятиям ментов о том, будто пустыня должна быть идеально ровной поверхностью, та конкретная, по которой они шли, оказалась просто усеянной барханами. Причем настолько, что напоминала скорее застывшее бурное море, чем отлогий пляж. Вдобавок ко всему подлые барханы, выглядевшие такими твердыми и нерушимыми, начинали тут же осыпаться под ногами, стоило лишь кому-нибудь из друзей подняться до их середины.
Сколько времени трое мучеников бороздили пески, временно заменяя в окружающем пейзаже караван верблюдов, сказать никто из них не мог. Однако этот марш-бросок должен был когда-нибудь закончиться. Даже неутомимые Жомов с Мурзиком начали сдавать. А уж что тут говорить о Попове, с кителя которого буквально лился на песок пот? Наконец, поднявшись на очередной бархан, Андрюша не выдержал и упал на проклятущий песок лицом вниз.
— Все, больше не могу, — повернув шею в сторону друзей, прохрипел он. — Если хотите, делайте из меня шашлык, но с места я больше никуда не двинусь!
— Теперь-то ты осознал степень своей вины? — прокурорским тоном поинтересовался у него Рабинович, выглядевший едва ли лучше толстяка.
— Осознал, каюсь, — ответил Андрюша, не поворачивая головы. — Готов отказаться от половины своей порции водки на трех подряд пьянках, только вытащите меня из этой проклятой песочницы!
— Заметано. Кстати, тебя за язык никто не тянул, — усмехнулся Рабинович, опускаясь на песок рядом с изможденным экспертом. — Ну что, мужики, нагулялись уже по иным мирам или продолжим путешествие?
— Ни за что, — тут же ответил Попов.
— Что-то слишком большой пляж получился, — соглашаясь с ним, кивнул головой Жомов. — Я бы голову тому уроду оторвал, кто так бездарно планировки мест отдыха делает.
— Недозрелый умок, что вешний ледок, — горестно вздохнул Сеня. — А Ивановы мозги хуже крошева шуги.
— Сам ты дурак, Рабинович, — буркнул в ответ омоновец. — Я же пошутил.
— Тогда в следующий раз, прежде чем соберешься шутить, предупреждай, что ты делаешь, — устало посоветовал кинолог другу и второй раз за день замер, уставившись из-под ладони куда-то вдаль. — Мужики, что это там такое? — и, прежде чем кто-нибудь успел ему ответить, заорал: — Караван!
После своего вопля Рабинович, естественно, с места сорвался первым. Следом за ним старт взяли и остальные участники забега. Причем, к удивлению друзей, Попов, недавно умиравший от изнеможения, уже через двадцать метров обошел и тяжеловесного Жомова, и самого Рабиновича. Неизвестно, откуда у ленивого толстяка взялись силы, но бежал он прытко. Впрочем, как и остальные! Менты мчались вперед, навстречу каравану, словно стая сайгаков, по ошибке отпущенная из зоопарка на волю где-то в районе Северного полюса. Причем у Попова хватило мощности не только для того, чтобы бежать. Он смог даже размахивать руками и истошно орать, сметая взрывной волной своего крика гребни с барханов.
Сене показалось, что до каравана оставалась примерно сотня метров. Он уже мог отчетливо рассмотреть погонщиков верблюдов в странных нарядах, полосатые тюки на спинах животных и бурдюки с вожделенной водой, свисающие вдоль горбов. Ментов, приближающихся к каравану, погонщики тоже никак не могли не заметить, но, несмотря на это и истошные вопли Андрюши в придачу, аборигены никак не реагировали на приближение ментов.
— Стоять, суки! Стрелять буду! — наконец не выдержал Жомов.
Он выхватил из кобуры пистолет и вскинул руку с ним вверх, готовясь произвести, согласно Уставу, предупредительный выстрел, но тут караван пропал. Просто взял и испарился, будто не существовал никогда. Оторопевший Попов резко затормозил и мгновенно заткнулся. Сеня врезался ему в спину, сваливаясь на песок, а Жомов, не сумев перепрыгнуть через туши друзей, зацепился за них ногой и головой зарылся в бархан. Когда омоновцу удалось выбраться и выплюнуть изо рта часть пустыни, первое, что он увидел, так это Попова, тоскливо смотревшего вдаль.
— Доорался, Ваня? — не поворачивая головы, поинтересовался он. — Ты же караван спугнул. Что теперь делать будем?
— Попов от голода малость сбрендил, — утешил оторопевшего омоновца Рабинович. — Дураки мы. Не караван это был, а обычный мираж!..
Сеня дышал тяжело, словно бык после неудачно проведенной корриды. Жомов все еще плевался песком, а Андрюша, не обращая на них никакого внимания, продолжал стоять посреди пустыни, словно перекормленное пугало для бедуинов. Впрочем, никто из друзей не мог сказать, есть ли тут бедуины или эти пустыни населяют иные братья по разуму, вроде татаро-монголов. Рабиновичу, по крайней мере, одежды караванщиков из миража показались похожими на те, которые они недавно видели в античной Греции, только были они более длинными и плотными. Он, правда, не знал, как одевались люди в той Палестине, куда так стремились когда-то Мерлин со спутниками, но почему-то был уверен, что наряды караванщиков вполне соответствовали этой эпохе.
Он, правда, не знал, как одевались люди в той Палестине, куда так стремились когда-то Мерлин со спутниками, но почему-то был уверен, что наряды караванщиков вполне соответствовали этой эпохе.
— Мужики, похоже, я не ошибся, — поделился он догадками со своими друзьями. — Мы в Палестине.