Долго в одиночестве мы не оставались. Почти сразу за нами в дверь поскребся Ваня Жомов, нагруженный куда тяжелее Рабиновича. Что, впрочем, и понятно: сегодня его праздник, ему и выставляться. Ну и последним, когда парочка алкоголиков уже устала ждать, пришел, наконец, Попов. Пустой и угнетенный. В последнее время Андрюша и так выглядел грустным, а сегодня и вовсе был мрачнее тучи.
— У тебя что, Андрюха, жемчужная гурами сдохла? — заботливо поинтересовался мой Сеня.
— Отвали, — огрызнулся Попов. — Наливай лучше.
Действительно, лучше, чем налить, Рабинович ничего придумать не мог. Это людям обычно и настроение поднимает, и языки развязывает, и атмосферу разряжает. Однако Попов, сколько ни пил, веселей не становился. Наоборот, с каждой рюмкой он становился все мрачнее и мрачнее. А после четвертой мне и вовсе показалось, что Андрюша сейчас плакать начнет — есть у людей такой функциональный сбой в работе зрительных органов. Ментам наконец это стало надоедать, и Сеня начал примериваться, какую именно из пыток инквизиции — дыбу или испанский сапог — к Попову применить, чтобы заставить говорить о проблемах, но тот сделал это без посторонней помощи.
— Сеня, — пробормотал Андрей, не поднимая глаз от стакана. — Вот скажи, что ты делаешь, когда девушка тебя избегает?
— Это смотря какая, — широко ухмыльнулся захмелевший Рабинович, в силу алкогольной заторможенности не сразу сообразивший, к чему Попов клонит. — Если, например, Наташка из комнаты для несовершеннолетних, то радуюсь. А если…
— Я не о том! — взмолился криминалист. — Вот представь, что ты ухаживаешь за девушкой, а она тебя и замечать не хочет. Что тогда делать?
— Я не понял. Жомов, ты слышишь?! — удивленно завопил Рабинович. — Похоже, наш монах влюбился! Наливай. За это надо выпить.
— Да подождите вы, — протестующе закричал Андрей. — Я о серьезных вещах говорю, совета прошу, а вы… — он обреченно махнул рукой, оборвав себя на полуслове.
Рука Жомова, уже наклонившая бутылку к первому стакану, застыла на полдороге, наткнувшись на преграду в виде ладони моего хозяина. Ваня удивленно посмотрел на него, но Рабинович этого не заметил. Он застыл словно статуя, в свою очередь не спуская совершенно ошалелого взгляда с Попова. Тот сердито шмыгал носом, старательно пряча от них глаза, отчего постоянно встречался взглядом со мной, и я понял, что криминалист действительно вот-вот готов заплакать.
— Слушай, Андрюха, у тебя это в первый раз, что ли? — не скрывая недоумения, поинтересовался мой хозяин.
— Что «это»? — прикинулся дурачком криминалист.
— Влюбился, говорю, первый раз, что ли? — не отставал от него Сеня.
— Да нет, было однажды, — краснея до кончиков редких волос, ответил Андрей. — В седьмом классе.
— О-о, это, блин, круто! — заржал Жомов, словно лошадь из Авгиевых конюшен. — Тогда точно нужно выпить за то, что Поп у нас наконец мужчиной стал.
— О-о, это, блин, круто! — заржал Жомов, словно лошадь из Авгиевых конюшен. — Тогда точно нужно выпить за то, что Поп у нас наконец мужчиной стал.
— Насколько мне помнится, мальчика мужчиной делает несколько отличная от влюбленности функция. Тебе вон для того, чтобы мужчиной стать, жениться пришлось, — осадил его Рабинович и положил руку Попову на плечо. — Рассказывай, Андрюха. Не слушай этого жлоба безмозглого.
Жомов хотел огрызнуться в ответ на Сенино оскорбление, но мой хозяин пнул его ногой под столом, и только тогда до омоновца дошло, что дело действительно серьезное — пропадает друг! Эту проблему следовало решать немедленно. И первое, что нужно было сделать для этого, — выслушать несчастного влюбленного.
Как-то один англичанин, считающий себя очень умным, сказал: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!» Эх, жалко он уже помер, а то бы я посмотрел, как он голову себе от отчаяния о стену разбил бы из-за того, что про Попова книгу не написал. Куда там всем этим Монтекки и Капулетти до трагедии нашего Андрюши. Сравнить их все равно, что цирковую болонку вместе с Шарон Стоун номинантками на «Оскара» выдвигать. Но давайте обо всем по порядку.
Как вы знаете, наш Попов страшно поесть любил. Ну прямо, как медведь бороться. В те свои редкие выходные, когда с моим хозяином и Ваней Жомовым они водку не жрали, Андрюша тайком от всех пробирался в небольшой кафетерий и тратил спрятанную от матери заначку, пожирая центнеры пирожных. Обычно он предавался чревоугодию в одиночку, но в тот вечер увидел за соседним столиком девушку, занятую тем же самым. То есть поглощением центнеров пирожных. Причем любимого поповского сорта!
Вот тут Андрюша и влип. Забыв утрамбовывать сладости в свое бездонное брюхо, Попов раззявил пасть и глаз не мог оторвать от незнакомки. Он просто разум потерял, видя, как она глотает по половинке пирожного разом, успевая одновременно слизывать с пальцев крем. По его словам, зрелище было весьма эротичное… Кстати, этот человеческий термин нам, псам, абсолютно чужд. Ну подумайте сами, какая эротика может быть в облизывающей мозговую кость или обритой налысо сучке? Самке, если вам предыдущее название ухо режет!
В общем, Андрюша голову настолько потерял, что первый раз в жизни решил встать из-за стола и подойти к девушке знакомиться. Причем и это сделал крайне своеобразно — сцапал свой поднос со сладостями и пересел на свободный стул напротив девушки. А затем, глядя ей в глаза, принялся с удвоенной энергией жрать пирожные. Представляете себе зрелище? Куда там Квентину Тарантино с его «Криминальным чтивом»!