Научить человека можно чему угодно. Да и не только человека — вон в цирке медведи на велосипедах катаются, главное — знать, чему учить. У Жомова с этим сразу возникла проблема. Оглядев толпу аборигенов, Ваня страшно пожалел, что не догадался захватить с собой в путешествие из своего мира хотя бы пару вагонов с автоматами. Тогда бы все было просто и понятно: хочешь научить солдат защищаться, заставь копать окопы и строить укрепленные точки, ну а в атаку пусть идут цепью, короткими перебежками и под прикрытием артиллерии. А тут бардак какой-то получается. И в дотах прятаться не от чего, и когда перебежками в атаку идешь, мечом рубить не очень сподручно. Единственным знакомым омоновцу видом боя, который можно вести без применения огнестрельного оружия, был разгон демонстраций. Но стоило Жомову представить, что его бойцы, растянувшись в цепь, идут разгонять плотный строй какой-нибудь древнеегипетской армии, как Ване сразу стало дурно. Жомову оставалось одно — вспоминать историю. А с этим у Вани всегда было плохо. В смысле, и с историей, и с памятью.
Пока омоновец, сидя верхом на верблюде, меланхолично плюющемся в новобранцев, раздумывал, чему именно аборигенов следует обучать, те потихоньку стали терять терпение. Ближайшие к нему бойцы еще сохраняли какое-то подобие стойки «смирно», несмотря на то, что жомовский и присоединившийся к нему навинский верблюд уже обхаркали их с ног до головы, превратив в подобие бракованных огнетушителей, а вот задние ряды начали откровенно роптать. Кто-то из толпы даже посоветовал Иисусу ткнуть в Ваню палкой, чтобы проверить, не заснул ли он. Навин, естественно, был не дурак и следовать совету не собирался. Ну а поскольку был еще и дисциплинированным солдатом, то тут же приказал вытащить из строя непрошеного советчика и набить ему морду. Что с удовольствием и сделали уставшие стоять на одном месте аборигены. Причем били нахала со смаком и радостными криками, чем вывели Жомова из оцепенения. Ваня рявкнул, приказывая всем вернуться в строй, а когда подобие порядка было восстановлено и невольно спасенный им солдат благодарно помолился портрету омоновца, самолично нарисованному на песке за две секунды, Жомов провозгласил:
— Короче, слушай все сюда. Сейчас будем учить строй фаланги.
— А фаланги строем не ходят, — во всеуслышание посмел перечить высокому начальству все тот же умник.
— Что ты сказал? — оторопел Жомов, глядя поверх людских голов на говорливого сына израилева. — Два наряда вне очереди.
Аборигены, за исключением первоначального состава взвода Навина, с армейской терминологией были еще не знакомы, поэтому наивно решили, что два наряда вне очереди переводятся, как два тумака от каждого, причем очередь можно не соблюдать. Именно поэтому, а не из природной жесткости все новобранцы бросились к излишне умному призывнику и начали его пинать по второму кругу.
Именно поэтому, а не из природной жесткости все новобранцы бросились к излишне умному призывнику и начали его пинать по второму кругу. При этом особо усердствовали те, кто в первый раз не успел до крикуна добраться.
Поначалу Жомов от такого толкования его приказа оторопел и пару секунд лишь тупо смотрел на происходящее, ничего не предпринимая. Затем потихоньку озверел и потребовал прекратить безобразие, использовав совершенно недоступные аборигенскому уму непарламентские выражения. После того как его не поняли, Ваня озверел еще больше и самолично принялся наводить порядок, используя все доступные средства: кулаки, дубинку и берцы. Применение последних, может быть, и было излишней жестокостью, но зато позволило восстановить порядок почти мгновенно. Потерявших сознание бойцов отнесли в тенек бархана, позволив самостоятельно возвращаться к жизни, по пути осознавая всю тяжесть последствий нарушения армейской дисциплины.
— Товарищ старшина, а мы действительно никогда не видели, чтобы фаланги строем ходили, — вполголоса проговорил Навин, когда успокоившийся омоновец вернулся на своего верблюда.
— Чего? — Ваня удивленно уставился на своего лучшего ученика, не желая верить услышанному. — И ты, Брут?
— Я не Брут, я Иисус, — в свою очередь удивился тот, а затем показал Жомову насекомое, похожее на скорпиона, которого Навин наколол на кончик копья. — Вот это фаланга, и у нас в Египте никто не видел, чтобы они строем ходили. Может быть, в вашей стране они и передвигаются по пустыне в пешем строю, но мои сородичи этому никогда не поверят.
— Тьфу ты! Идиоты, — рявкнул Ваня.
Он, конечно, мог бы объяснить евреям, что не фаланги строем ходят, а просто строй называется так, и не в честь ядовитого насекомого, а потому, что ряды солдат напоминают плотно сжатые в кулак фаланги пальцев, но тогда бы это был не Жомов, а Ахтармерз Гварнарытус. Омоновец трепать языком не любил, поэтому просто стукнул Навина в лоб. Несильно, а лишь в качестве помощи для лучшей концентрации внимания. Иисус чудом удержался на верблюде и оторопело посмотрел на командира.
— Блин, если я говорю что-то, значит, вы будете это делать, — крайне убедительным тоном заявил омоновец. — И если еще какой-нибудь идиот меня перебьет, то я перебью всех, кто ему вовремя рот не заткнул, — Жомов обвел взглядом притихшие ряды. — Короче, слушай все сюда…