— Как сейчас помню.
— Тогда — или сейчас?
— Тогда. Ну… и сейчас, конечно, тоже.
(Стыдно было признаться, что сегодня, опешив от неожиданного зрелища: Милф в своей проклятой колымаге, он просто не посмотрел на номер машины, да и ни к чему это было.) — Хорошо. Тогда вот что. Подними подсменных охранников. Ничего, отоспятся потом. Пусть идут по дорогам, по тропам… Как ты думаешь: если бы он ехал прямо сюда, то на каком расстоянии…
— Тогда, шеф, он был бы уже здесь.
— Но у него, конечно, хватило ума не делать этого. Поэтому что его в первую очередь заботит сейчас? Он ищет — или уже нашел — место, где укрыть машину, прежде чем направиться сюда…
— Думаете, он все-таки покажется здесь?
— А что еще может его тут интересовать? Прежде чем послать сигнал тем, кто его сюда направил, он должен убедиться в том, что здесь не ждут никаких неприятностей, что мы живем тихо и спокойно или, наоборот, что мы готовы к неожиданностям; в зависимости от этого его хозяева изберут и образ действия…
— Шеф… вы не думаете, что его интерес связан с нашим… новым грузом? Урбс покачал головой.
— Не думаю. Вспомни: он появился здесь не только до того, как прибыл груз, но и до того, как мы вообще о нем узнали, — прежде чем приехал Берфитт! Нет, думаю, новый груз тут ни при чем. Да и последние новости… Ты не слушал радио?
— В дороге? Нет.
— Ну вот, а я слышал. Те, кто ищет, по-прежнему уверены, что груз находится где-то чуть ли не в Гималаях. Но, конечно, это не значит, что если они наткнутся на новый груз, то пройдут мимо. Итак, пусть охрана… да и свободные санитары тоже — пусть они найдут место, где он спрячет свой крейсер. И уж на этот раз мы его не упустим.
— Вы хотите, чтобы они шли пешком? Или дать им машины?
— Никаких машин! Только ножками. Да не по дорогам, а рядом с ними. Потому что Милф-то со своей девицей будут настороже! Кстати, по девице тоже можно опознать его — это примета не худшая, чем машина…
— Да, шеф, верно.
— Займись этим. А я подумаю, что следует сделать тут — на случай, если все-таки появятся какие-то представители властей. Меньше всего я хочу вступать в бой с ними…
— Представители власти — здесь? Сейчас? Право же, шеф…
— Согласен, шансов немного, однако могут быть и какие-то международные силы — нас ведь травят, как дичь. Разумеется, мы не пустим их и на порог — если у них не будет соответствующих полномочий. Но боюсь, что все будет оформлено по закону. Что касается ветеранов, то туг нам ничто не грозит, они — надежный щит, правда, в случае, если не найдут ничего противозаконного. Значит, они не должны найти. Вот с этим я и хочу разобраться.
— А то, что вы нарезали из того пигмея, сжечь?
— На этот запах сюда сбежится вся округа! Да и, кроме того, стал бы ты жечь наличные деньги?
— Я бы крепко подумал, конечно. Хотя ради спасения жизни…
— Ну, так вопрос не стоит.
— Это приятно слышать. Я могу идти?
— Не то слово, Вернер. Бежать. И они тоже — пусть не воображают, что они на воскресной прогулке. Пусть побегают. А чтобы они двигали ногами повеселее, объявите: заметивший первым машину или одного из ездоков, не говорю уже обоих, получит вознаграждение: три тысячи.
— Вот как? Тогда я сам готов возглавить поиск…
— Нет, возвращайся побыстрее: без тебя не заменят задний мост, а кто знает — машины могут нам понадобиться раньше, чем мы предполагали…
— Понял вас, шеф. Сделаю все как можно быстрее.
Селянин из губернаторства оказался человеком пунктуальным, что приятно удивило Берфитга, который приготовился ожидать и уже заранее стал нервничать. Однако чиновник не подвел. Берфитт предложил вызвать машину, но Селянин сообщил, что пешком они доберутся быстрее.
И в самом деле, машины в центре Москвы двигались, как и полагается в современном большом городе, пунктиром: пятьдесят метров движения — потом чуть ли не полчаса ожидания. Пешком же они добрались вовремя и могли себе позволить неторопливо подняться на шестнадцатый этаж одного из ставших уже старомодными зданий на улице Новый Арбат.
Их приняли немедленно. Вице-председатель Земельной палаты оказался очень похожим на любого чиновника такого ранга — английского, немецкого, американского: темный костюм, белоснежный воротничок, мягкие манеры, очки в модной оправе и косой пробор в волосах. По дороге Берфитт предупредил Селянина, что рассчитывает на него как на переводчика. Тот с готовностью согласился, однако надобности в переводе не возникло: вице-председатель говорил по-английски, как уроженец островов, и Берфитт в самом начале беседы не преминул сделать комплимент по этому поводу.
— Оксфорд, — кратко объяснил вице-председатель.
— О!
— К сожалению, должен сразу перейти к делу: я стеснен временем. В одиннадцать часов должен быть на заседании правительства — наш шеф сейчас в Вашингтоне. Поэтому приступим. Я внимательно ознакомился с вашим делом. Замысел мне нравится. Человеколюбие — нам его очень часто еще не хватает, и мы искренне радуемся, когда кто-то предпринимает серьезные действия в этом направлении. Конечно, нас еще более радовало бы, если бы такой проект выдвинул кто-нибудь из наших, но у нас нет еще столь серьезных и авторитетных организаций, как фонд «Призрение»… Да, я ознакомился, естественно, с доступной нам информацией по этому фонду.