— А если и так? Может, стоит создать свою, заново, а не пользоваться останками чужой?
Дэриену понадобилось сделать очень глубокий вдох, чтобы не разразиться руганью, мало подобающей наследнику престола.
— Мне придётся так поступить, если и дальше некие безответственные люди будут уничтожать то, на чём держится спокойствие государства. Ты… Тебя я не буду ни в чём обвинять. — А янтарные глаза почти кричали: «Как ты мог, ты же был моим другом!..» — Но попрошу об одной вещи. Если ты вернулся, чтобы всё разрушить, лучше уходи.
Наверное, так мне и следует поступить. В Виллериме меня ничто не задерживает. Более того, сейчас самое время побывать дома и позадавать вопросы, а то и посидеть несколько недель в библиотеке, потому что Нити, охотящиеся за новорождёнными сознаниями, — намного большая угроза для мира, чем безвременная смерть одного герцога.
— А ты… — Взгляд Дэриена переместился на Борга. — Ты волен сам решить свою судьбу, как пожелаешь. Но не при дворе.
— Ваши слова означают мою отставку? — сухо уточнил рыжий.
— Да. Мне не нужен такой защитник.
Борг коротко поклонился и вышел, увесисто протопав по лестнице. Принц, если и пожалел о сказанном сгоряча, то прекрасно понял, что момент объяснения и возможного примирения упущен, стало быть, на сегодня разговор окончен, и тоже покинул комнату, оставив меня наедине с милордом Ректором.
Ксаррон, никогда не рисковавший сменой личины без особой надобности, и на сей раз остался в образе добродушного толстячка, плюхнувшись на лавку, нагретую седалищем рыжего.
— А без тебя жизнь в столице удивительно тиха и спокойна. Встряски идут ей на пользу, не спорю, но не слишком ли много грома и огня сразу?
Я пожал плечами, предпочитая не отвечать. Можно подумать, именно и единственно моё появление привело к печальному исходу событий! Не окажись я под самым оком разрастающейся бури, неизвестно, как далеко увело бы герцога, а вместе с ним и многие сотни людей по пути гибели. Но со стороны, разумеется, всё видится совсем иначе…
Милорд Ректор задумчиво изучил пятнышки вина, причудливым узором лёгшие на стол, и тяжело вздохнул:
— Самое удивительное, я бы даже сказал, загадочное в сложившихся обстоятельствах то, что мне хочется… Нет, мне очень и очень хочется повторить просьбу его высочества.
Следовало ожидать. После исповеди о треволнениях раннего детства глупо было бы надеяться, что наши вполне приятельские отношения останутся неизменными, ведь теперь мне известен секрет кузена. Может быть, не самый страшный, но весьма интригующий.
— Я должен уйти?
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Знаешь, я сам собирался так поступить.
— Я должен уйти?
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Знаешь, я сам собирался так поступить.
— И что же тебя задержало? — В голосе Ксо явственно проступило недовольство.
Желание тихо, мирно и спокойно провести время среди знакомых лиц. Среди людей и нелюдей, хоть и частенько преподносящих сюрпризы, но зато оправдывающих оказанное доверие.
— Я не предполагал, что герцог всё же решит драться.
— Драться ли? Не играй словами, Джерон! Он хотел умереть.
— Покончить с собой можно разными способами.
Ксаррон брезгливо фыркнул, не одобряя то ли поступок Магайона, то ли мои действия.
— Разумеется! Но при этом можно либо потерять, либо сохранить лицо.
— Осуждаешь нас?
— Если бы я собрался осуждать, то будь уверен, приговор уже был бы приведён в исполнение!
Отрадно слышать. Значит, карательные меры применяться не будут, несмотря на охватившее кузена раздражённое негодование. Но объясниться всё же необходимо. По крайней мере для того, чтобы не держать в памяти грустные события дольше необходимого.
— Я не смог отказать герцогу.
Холодно-высокомерное:
— Я вижу.
— Он… Он был убедителен.
Язвительно-пренебрежительное:
— Неужели?
— Ему было страшно, Ксо. Очень страшно.
Скучающе-насмешливое:
— Позволь узнать, почему?
Почему? Самому хотелось бы получить ответ на этот вопрос.
— Не знаю, какие изменения произошли в его плоти из-за того зелья, но выгон ворчанки не помог. Магайон не избавился от власти приворота.
Наконец-то растерянно-заинтересованное:
— То есть?
— Когда он встретился с той женщиной уже после лечения, всё повторилось. По его уверениям, хватило едва ли не одного слова, просто нескольких звуков голоса, чтобы чужая воля вновь взяла верх.
Милорд Ректор нахмурился и начал отбивать по столу кончиками пальцев замысловатый ритм, более подходящий для боевого марша.
— Почему он умолчал об этом? Нужно было сразу же прийти и…
— Сам посуди, кому охота сознаваться в собственной беспомощности? Да и с кем бы герцог мог поговорить по душам, а? С тобой? Мне почему-то кажется, вы были не настолько дружны.
— Он обязан был сообщить Опоре о своём… недомогании, — с нажимом повторил Ксаррон.
— Может быть. Если бы ты хорошо его вымуштровал. Но тебе ведь не нужны были послушные и безвольные исполнители, верно? А присяга, какой бы значимой она ни была, всё равно оставляет лазейку для сохранения чести.
— Посягать на свободу чужой воли запрещено.
— Да, драконам, по их же взаимному согласию. А как насчёт других существ? У меня был знакомый эльф, страстно желавший подчинить себе живой меч. А последние события? Некромант, к примеру? Правда, ему были милее трупы, но суть та же самая. И то, что случилось сейчас в столице… Люди не гнушаются подчинять себе более слабого или более уязвимого. Может быть, они правы больше нас?