— Итак?
Орёл точно тот же самый, не подделка, а если и фальшивый, то сработанный на сторону тем же умельцем.
— В этом доме находится сосуд, а может быть, и не один, с травяным настоем, несколько капель которого нужно… э-э-а, добыть.
— Украсть, — бесстрастно доправили меня.
— Украсть, — согласился я и протянул парню флакон, любезно предоставленный Гизариусом. — Вот, примерно того же и вкуса и запаха.
Темноволосый выдернул пробку, лизнул горлышко, сморщился и кивнул:
— Это так это. Нужно много настоя?
— Сколько удастся… украсть.
Лекарь говорил, что в вино доливают по половине ложки на бутылку, не больше, стало быть, для разового приворота достаточно совсем немного зелья.
— Известно, где он хранится?
— Точного места никто не знает. Но есть предположение, что нужный нам сосуд находится в спальне женщины.
— Очень полезные сведения! — фыркнул темноволосый. — А поподробнее нельзя?
Можно. И надеюсь, никто не обвинит меня в разглашении тайны.
— Этим настоем поят герцога Магайона. А поит любовница, которую он наверняка не отпускает от себя, так что её спальня где-то рядом с герцогской. Но настой может храниться и в вещах брата любовницы, который тоже не отлучается далеко от влюблённой парочки. Ещё может оказаться так, что настой имеется и у любовницы, и у её брата, но тогда он, скорее всего, будет разным, а для опыта нужен именно тот, что пьёт герцог и…
— Потрясительно! Ты хоть сам понял, что сказал?
Я задумался. Повторил только что произнесённую речь про себя. Нет, вроде всё понятно. О да, с весомой поправкой: понятно мне.
— Извини. Сейчас расскажу всё с самого начала.
— Не надо сначала, пожалей мою голову! — взмолился темноволосый. — Нужно найти такую же водицу, и искать лучше всего в спальне женщины, так?
— В целом да.
— Ну и славно! Чтобы не терять время, начнём поиски, а пока они длятся, если будет желание, потешим себя всякими занимательными историями. Согласен?
— Вполне.
Он удовлетворённо кивнул и запустил руку за пазуху. Под рубахой что-то отчаянно завозилось, раздался тихий писк, в ответ парень успокаивающе тоже что-то то ли свистнул, то ли пискнул, движения полотняных складок прекратились, и по рукаву на плечо темноволосого вскарабкалась… мышь. Самая обыкновенная, из тех, что зимой портят зерно в амбарах.
— Прости, что мешаю тебе спать, моя маленькая, но надо немножко поработать, — заворковал парень. — А потом я угощу тебя твоими любимыми семечками, сможешь есть сколько захочешь!
Мышь сидела спокойно, явно прислушиваясь к его словам, хотя вряд ли могла их понимать. Впрочем…
— Вот, понюхай хорошенечко, запомни и найди в доме такую же воду, она хранится там, где живёт человек из тех, что всегда тебя пугаются.
Он взъерошил кончиком мизинца нежную шёрстку на мышиной голове, осторожно посадил зверька на ладонь и спустил на мостовую рядом с оградой герцогского дома.
— Беги, маленькая моя, мы здесь тебя подождём!
Мышь, как заправский солдат, не заставляя повторять приказ дважды, проскользнула в щель между камнями и скрылась из виду. Темноволосый заметил мой недоумённый взгляд и хихикнул, правда, скорее печально, нежели весело:
— Никогда не видел учёных мышей?
— Признаться, нет. Ты сам её выучил?
Он присел на выступающий из ограды камень.
— Можно сказать и так.
— А можно сказать иначе?
Темноволосый потянулся к продолговатому чехлу на поясе.
— Можно сказать и так.
— А можно сказать иначе?
Темноволосый потянулся к продолговатому чехлу на поясе.
— Можно.
— Скажешь?
Он подумал и кивнул, поднимая к губам флейту. Тихая грустная мелодия наполнила ночь вокруг нас, зависла в воздухе на очень долгую последнюю ноту и развеялась сонным туманом.
— Слышал о неурожае в Кромане?
— Признаться, нет. Это было давно?
— Лет двадцать пять назад. Сразу после моего рождения, если быть точным. Лето выдалось дождливым, не удалось запасти на зиму вдоволь зерна и прочего продовольствия, а то, что осталось с прошлых лет, растащили мыши. Кто мог, подался в другие, сытные места, кто не мог, остался, чтобы умереть в родных стенах. Я только-только появился на свет, а у моей матери ни своего молока, ни козьего, да и другой еды толком нету, зато мышей повсюду… по самое горло. Вот она меня и поила мышиной кровью. Всё младенчество поила. Я вроде поначалу капризничал, срыгивал каждый глоток, да только есть всем хочется, даже дитю неразумному, вот и пришлось привыкнуть. Куда деваться-то было? А когда уже вырос, однажды понял, что мыши меня вроде как за своего признают, даже речь мою понимают. Ох и напугал я свою последнюю зазнобу в ту ночь! Ох, как она визжала, когда мыши хоровод вокруг кровати водили…
Флейта снова обменялась с ночной тишиной десятком неразборчивых слов.
— Только с тех пор мне с женщинами не везёт. И всё равно, верю, что хоть одна на свете, да найдётся, что мышей не боится. Как думаешь? Не в глупость верю?
— Нет. Я видел женщин, которые никого не боятся, кроме… — Перед глазами почему-то всколыхнулись чёрные пряди, живущие сразу в прошлом, настоящем и будущем. — Кроме своих мужей.
— Значит, и мне повезёт. Когда-нибудь.
Тебе уже повезло больше, чем многие мечтают. Ты остался жив, когда другие умирали. А мыши… От них больше пользы, чем вреда. Я в это верю.