— Я не хочу лишать тебя свободы.
— Это не в твоей власти. И не в моей.
Она права. Нити Гобелена переплелись причудливым узором, ставшим приговором на двоих. Но я привык терпеть боль, а почему должна страдать Шеррит? Почему в уголках её глаз сверкнули… Слёзы? Нет, ты не должна плакать, драгоценная! Ни сейчас, никогда!
Как говорил Борг?
Обнять, прижать к себе и не отпускать ни на миг?
Я знаю границы моего мира.
Я могу защитить их.
Я никому не позволю причинять боль моему миру!
Пустота рванулась наружу через двери, открытые яростью, наполнила пространство вокруг меня своими алчными языками, но не остановилась, как бывало прежде, послушная и покорная моей воле, а продолжила свой путь. Путь разрушения.
Вот невидимое лезвие чиркнуло по ножке стола, и тот начал заваливаться на сторону. Вот жалобно заскрипела, повиснув на одной петле, ставня. Вот в досках пола пролегли борозды, оставленные когтями зверя, никогда не виденного глазами живых.
Я смогу защитить мой мир!
Сотни вихрей, втягивающих в себя древесную труху, обрывки ниток и пыль штукатуренных стен, заплясали по комнате, сталкиваясь друг с другом, чтобы в конце концов слиться воедино, окружая меня и Шеррит.
Шеррит…
Она не сводила с моего лица взгляда, в котором отчётливо читался страх. Ужас, нарастающий с каждой минутой. И всё же дочь Дома Пронзающих не двигалась с места. А потом, словно достигнув последнего предела прочности, в какое-то незаметное ни миру, ни богам мгновение серые озёра перестали бояться, превратившись… В зеркала, отразившие мой взгляд.
Ярость. Боль. Отчаяние. Упрямство. Пусть всё вокруг идёт фрэллу под хвост, но сколько же можно убегать от себя? Сколько можно душить собственные желания и стремления? Всё будет разрушено? Пусть! Но каждая пылинка руин будет нести на себе мой след, след моей души! Каждая горстка праха…
Край вихря прошёл совсем близко от Шеррит, задевая подол платья, и в воздух взметнулся серый шёлковый пепел.
Пепел истины.
Я убиваю её. Я убиваю нас обоих. И даже если моя супруга согласна разделить со мной один путь, я не хочу умирать, пока… Не научился любить.
Серые зеркала снова наполнились страхом, но теперь уже моим. Убранства комнаты на втором этаже трактира «Три пчелы» больше не существовало, и вихрь Пустоты жадно облизывал стены, пробираясь всё дальше и дальше по Пластам реальности. Ещё немного, и весь дом развалится на части, погребая под собой виновных и безвинных, но, что ещё важнее, навсегда лишая меня шанса узнать что-то новое. И пусть отчаянная попытка потерпит неудачу, я должен попробовать, а не малодушно отказываться от неё.
Хватит! Прекрати! Вернись обратно!
Пустота повела сотнями ушей, мотнула десятками морд, но не остановила свою беспощадную жатву.
Возвращайся, кому сказал!
Вихрь игриво потёрся о мои ноги, оставляя топорщащиеся обрывками нитей дыры на штанах.
Нет, мы не играем, время игр закончилось!
Пустота недовольно замедлила бег, но только чтобы в следующий миг начать новый танец, ещё безумнее.
Я не буду больше просить тебя, не жди. Ты приходишь в этот мир по моей и только по моей воле, значит, я — твой господин, отныне и навеки, а слуга всегда знает своё… А ну, на место!
И Пустота расхохоталась. Победно, торжествующе, словно всю вечность от начала времён ждала именно такого приказа. А может быть, ждала, что однажды найдётся тот, кто решится ей приказывать. Расхохоталась, распалась на множество крошечных вихрей и…
Ринулась ко мне, неся вместе с собой колкие слёзы разрушенного настоящего.
Словно тысячи пчёл вонзили свои жала, а потом выдернули, вспарывая мою кожу. Всё вокруг горит. И я горю. Нужно потушить этот огонь, потушить… Но чем? Нужна вода? Вода… Что такое вода? Память ворочается медленно-медленно, скрипя, словно заржавевшие петли. Вода. Это что-то текучее, неугомонное, похожее на… Кровь.
Она брызнула сквозь бесчисленные порезы, долетая до изъеденного Пустотой платья Шеррит и оставляя на сером шёлке тёмно-красные следы.
Прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя пугать, но это единственное, на что я способен…
Она протягивает руку, касается моей щеки, и на нежной коже белоснежных пальцев тоже проступает кровь. Её кровь.
— Пожалуйста, уходи.
Я не трушу и не малодушничаю, не думай. Это самая искренняя и смиренная из просьб, когда-либо нуждавшихся в исполнении. У меня больше нет сил. Самый страшный зверь загнан в логово, но то, что осталось, всё равно смертельно для магии твоей плоти и души, бесценная моя. Понадобятся замки и засовы, сложенные из расстояний и времени, чтобы всё вернулось на круги своя. Хотя бы вернулось…
— Уходи.
Лужица крови на полу становится всё больше и больше, и если я потеряю сознание…
— Уходи, прошу тебя.
— Повторенное трижды подлежит немедленному исполнению, — глухо замечает Ксаррон. — Тебе лучше уйти, Шерри. Сейчас лучше уйти.
Она хочет качнуть головой, не соглашаясь, но, видимо, находит во взгляде моего кузена ответ на незаданный вопрос, покорно поворачивается и распадается тремя призраками, каждый из которых живёт лишь в своём времени.
— Ну разве можно быть таким беспечным?
Ксо подхватывает меня под руки, вглядывается в мои глаза перед которыми всё плывёт, качаясь на волнах усталости.