— Монитак! — крикнул Гост. — Эй, Монитак!
Проекция тотчас же погасла.
— В чем дело? — поинтересовался Монитак. — Вы снова проголодались?
— Кой черт проголодались! — ответил на этот раз Федоров, рукавом вытирая пот со лба. — Хотя, конечно, можно и так сказать… Короче говоря — требуется перерыв. Уж больно живописно ты рассказываешь…
— М-да, — согласился и посол. — Должен сознаться, проблематика такого рода меня уже не столь волнует, но сейчас… сейчас, пожалуй… Да, слишком уж долго мы находимся в удалении от… гм… Одним словом, вы, Монитак, подкрепитесь немного — тут еще есть остатки, — а мы тем временем некоторым образом переведем дыхание, побеседуем с друзьями на какую-нибудь отвлеченную тему.
— С удовольствием, — сказал Монитак, запуская руку в сумку Меркурия.
— Тем более должен предупредить вас — самое ужасное вам еще только предстоит услышать, вернее, прочитать.
— Давай-давай, — сказал Федоров. — Питайся. А мы действительно отвлечемся. Вот, я помню, в свое время одна моя приятельница…
— Советник!
— Что?
— Никаких приятельниц! Лучше представьте себе, что все мы — такие же монитоны, как и наш собеседник.
— В таком случае, — пробормотал Меркурий, — я чувствую себя готовым произвести потомство. Моя почка…
— Ваше Приятное Свечение!
— Ну что — «свечение»! У меня на Синере, если вам угодно знать, в загородном поместье одних только горничных было…
— Отставить разговоры! — гаркнул Федоров.
— Я уже подкрепился, — как ни в чем не бывало сообщил Монитак. — Это оказалось очень своевременным. Можно продолжать?
После непродолжительной паузы Изнов со вздохом проговорил:
— Ну что же… Продолжайте в том же духе.
И мрачно уставился на тот кусок стены, на котором уже через секунду-другую снова возник текст.
«Убедившись, что оба Множащихся будут некоторое время сохранять состояние покоя, я решил посмотреть, что происходит в соседних помещениях: у меня оставалась еще надежда, что там процесс отпочкования протекает нормально — тем более что два или три раза до меня доносились возгласы, какими у нас обычно приветствуют появление нового самостоятельного существа. Однако увы и увы: во втором и третьем помещениях происходило, по сути дела, то же самое, что и в первом помещении. Что же касается последнего из использовавшихся помещений — четвертого, то открывшаяся там картина и вовсе ввергла меня в глубокое недоумение. Спешу объяснить его причину: в отличие от прочих в этом помещении оба Множащихся обладали нижними энергичными почками — однако же и там вместо нормальной энергоподпитки шла ожесточенная борьба. Один из Множащихся, хотя и обладал собственной почкой, тем не менее пытался тыльной своей стороной вобрать в себя, возможно — пересадить в свой организм также и почку второго, что у нас, по всем законам и традициям, является тягчайшим преступлением. Правда, тот, на чью почку совершалось покушение, был, видимо, не робкого десятка и в свою очередь атаковал почку противника (как ни горько употреблять это слово в связи со столь святым делом, как созревание новой почки) при помощи рук.
Только теперь я начал медленно прозревать. А может быть, эти Множащиеся на самом деле вовсе и не были намерены производить на свет новые самостоятельные организмы, но сам их приезд сюда, употребление наркотиков, равно как и все последующее, было задумано именно для того, чтобы уничтожить созревшие почки еще прежде, чем они отделились и начали жить самостоятельной жизнью? Каждый монитак с раннего возраста знает, что это является тягчайшим и наиболее строго наказуемым нарушением закона; но это в нашем благословенном мире, а тут, где я в настоящее время нахожусь, законодательство может быть совершенно иным — а ведь судить о поступках организмов можно только применительно к существующим в их мире законам — но никак не в нашем! Тем не менее я действительно пришел в ужас, потому что независимо от правовых установлений само по себе все увиденное мною было бесконечно жестоко. Но это еще не все выводы, к каким мне удалось прийти, наблюдая описанные события. Мне вдруг стала ясна вся схема развития потомства в этом мире: природа, как это часто бывает, заботясь о надежности, сдублировала процесс первоначальной стадии почкования: у этих организмов зарождается не одна, а одновременно две начальные почки — в грудной области, где они и получают первоначальное развитие.
Затем, видимо, происходит естественная селекция: более перспективная почка получает стимул к дальнейшему созреванию и, я уверен, медленно перемещается вниз — туда, где и происходит ее окончательное оформление; при этом она несколько деформируется, что, видимо, вызвано какими-то потребностями дальнейшего развития. Что же касается второй грудной почки, то она, надо полагать, просто отмирает; я уверен, что дело обстоит именно так, поскольку мне ни разу не удалось наблюдать организм, который одновременно обладал бы одной верхней и одной нижней почкой: вероятно, отмирание ослабленной верхней происходит одновременно с началом передвижения сильной верхней почки вниз, к предназначенному ей месту развития и окончательного отделения.
Так вот, новая волна ужаса охватила меня, едва лишь я понял, что жестокие действия предпринимались этими организмами не только по отношению к зрелым почкам, но и к грудным, то есть лишь набирающим силу. Как я уже упоминал, их старались деформировать руками, но мало этого — мне пришлось увидеть, как в них впивались зубами (клянусь вам, я нимало не преувеличиваю и все это мне не померещилось, все это запечатлено в записях, которые будут своевременно Вам представлены) — то есть их стремились любой ценой сделать непригодными к дальнейшему развитию: ведь после такого насилия эти нежные новосоздания должны были, по всем законам естества, засохнуть и отшелушиться. Иными словами, то, что я наблюдал, можно было назвать лишь жестоким заговором против продолжения жизни в этом мире, который сам по себе, следует признать это, является достаточно прекрасным и удобным, чтобы жизнь в нем не только существовала, но и процветала.