Топот продолжался, но шум за дверьми умолк, над его головой стали громко стучать. Черт бы их побрал, если это маленькая Дорлиак, которая каждый месяц дает им пять тысяч одних только чаевых, они подерутся, лишь бы зайти в ее комнату. Он вздрогнул, вероятно, открыты окна, ледяной сквозняк прорывался из-под двери, они проветривают, мы еще не уехали, а они уже проветривают; шум, холодный ветер, крики проникали в комнату, как в мельницу, я как будто на площади. Со времени своего первого рентгена он не помнил такой тревоги.
— Эй! Эй! — закричал он.
Без десяти одиннадцать, Жаннин не пришла, на все утро его бросили одного. Скоро там закончат эту суматоху наверху? Удары молотка отдавались в глубине его глаз, можно подумать, что заколачивают мой гроб. Глаза были сухие и болели, он внезапно проснулся в три часа ночи после дурного сна. Впрочем, этот сон походил на реальность: он остался в Берке; пляж, больницы, клиники — все пусто, нет ни больных, ни медсестер, черные окна, пустынные залы, насколько хватает глаз — голый серый песок. Но эта пустота была не просто пустотой, такое видишь только во сне. Сон продолжался; глаза у него были широко открыты, а сон длился: он лежал на коляске посреди комнаты, но его комната была уже пустой; у нее больше не было ни верха, ни низа, ни правой, ни левой стороны. Оставалось четыре перегородки, именно четыре перегородки, которые сходились под прямыми углами между четырьмя стенами. По коридору волокли тяжелый и неровный предмет, наверняка, массивный чемодан богача.
— Эй! — закричал он. — Эй! Открылась дверь, вошла госпожа Луиза.
— Наконец-то, — выдохнул он.
— Минуточку, минуточку! — сказала госпожа Луиза. — У нас сто больных, и каждого нужно одеть; все по очереди.
— Где Жаннин?
— У нее нет времени сейчас заниматься вами. Она одевает малышей Поттье.
— Дайте мне быстрее судно! — сказал Шарль. — Быстро, быстро!
— Что с вами? Это же не ваш час.
— Я нервничаю, — сказал Шарль. — Наверно, от этого.
— Да, но мне еще нужно вас собрать. Все должны быть готовы к одиннадцати. Торопитесь.
Она развязала шнурок его пижамы и стянула брюки, потом приподняла его за бедра и подсунула под него судно. Эмаль была холодной и твердой. «У меня понос», — с ужасом подумал Шарль.
— Как же я буду в поезде, если у меня понос?
— Не беспокойтесь: все предусмотрено.
Она смотрела на него, перебирая связку ключей. Она ему сказала:
— Во время отъезда будет хорошая погода. Губы Шарля задрожали:
— Я не хочу уезжать…
— Будет вам! — сказала госпожа Луиза. — Ну что, все? Шарль сделал последнее усилие.
— Все.
Она порылась в кармане передника и вынула бумажное полотенце и ножницы. Она разрезала бумагу на восемь частей.
— Приподнимитесь, — сказала она.
Он услышал шорох бумаги, ощутил ее прикосновение.
— Уф! — произнес он.
— Так! — сказала она. — Пока я уберу судно, ложитесь на живот; я закончу вас подтирать.
Он лег на живот, он слышал, как она ходит по комнате, потом почувствовал касания ее ловких пальцев. Этот момент он предпочитал всем остальным. Штучка. Бедная покинутая штучка. Член затвердел под ним, и он поласкал его о свежую простыню.
Госпожа Луиза повернула его, как мешок, посмотрела на его живот и рассмеялась:
— Ах, шутник! — сказала она. — Мы будем вас вспоминать, месье Шарль, вы настоящий затейник.
Она отбросила одеяло и сняла с него пижаму:
— Немного одеколона на лицо, — сказала она, протирая его. — Да, туалет сегодня будет сокращен! Поднимите руку. Хорошо. Рубашка, теперь трусы, не дрыгайтесь так, я не могу надеть вам носки.
Она отошла, чтобы оценить сделанное, и с удовлетворением сказала:
— Теперь вы чистенький, как новая монетка.
— Путешествие будет долгим? — дрогнувшим голосом спросил Шарль.
— Вероятно, — сказала она, надевая ему куртку.
— И куда же мы едем?
— Не знаю. Думаю, что сначала вы остановитесь в Дижоне.
Она огляделась вокруг
— Посмотрю, не забыла ли чего. А, ну конечно! Ваша чашка! Ваша голубая чашка! Вы ведь ее так любите!
Она взяла ее с этажерки и нагнулась над чемоданом. Это была фаянсовая чашка, голубая, с красными бабочками. Очень красивая.
— Положу ее между рубашками, чтоб не разбилась.
— Дайте ее мне, — попросил Шарль.
Госпожа Луиза удивленно посмотрела на него и протянула ему чашку. Он взял ее, приподнялся на локте и с размаху швырнул ее о стену.
— Варвар! — возмущенно закричала госпожа Луиза. — Если вы не хотели брать ее с собой, так отдали бы мне.
— Я не хочу ее ни отдавать, ни брать с собой, — сказал Шарль.
Она пожала плечами, направилась к двери и распахнула ее.
— Значит, уезжаем? — спросил он.
— Да, — сказала она. — Или вы хотите опоздать на поезд?
— Так быстро! — сказал Шарль. — Так быстро!
Она стала сзади него и толкнула коляску; он протянул руку, чтобы на ходу коснуться стола, на мгновенье он увидел окно и кусочек стены в зеркале, прикрепленном над головой, а потом больше ничего, он оказался в коридоре за сорока выстроенными в ряд колясками вдоль стены; ему казалось, что у него вырывают сердце.
Похоронная процессия тронулась. «Уходят, уходят, — сказала госпожа Боннетен. — Смотри-ка, почти никто не явился проводить его в последний путь». Они продвигались медленно, поминутно останавливаясь, темная могила ждала в конце, медсестры толкали коляски попарно, но лифт был только один, и погрузка заняла много времени.