— Что это? — послышался голос. Голос был резкий и суровый, но он изменится. Дверь откроют, и голос изменится. Филипп постучал еще раз: говорить он не мог.
— Что такое? — нетерпеливо повторили за дверью. — Кто там?
Филипп перестал стучать. Он задыхался. Глубоко вздохнув, он сдавленно произнес:
— Я хотел бы с вами поговорить.
Наступило долгое молчание. Филипп хотел было уйти, но вдруг услышал шум шагов и дыхание совсем рядом с дверью, щелчок, там зажигают свет. Шаги удаляются, он надевает брюки. Филипп попятился и прислонился к стене, ему стало страшно. Ключ повернулся в скважине, дверь открылась, и в приоткрытом пространстве появилась косматая рыжая голова, широкие скулы и лицо с изрытой кожей. У мужчины были светлые, без ресниц глаза: он с комичным изумлением смотрел на Филиппа.
— Вы ошиблись дверью, — сказал он.
Это был его голос, и в то же время неузнаваемый.
— Нет, — сказал Филипп, — я не ошибся.
— Ну? Так чего вы от меня хотите?
Филипп смотрел на Мориса и думал: «Нет, это бессмысленно». Но было слишком поздно. Он сказал:
— Я хотел бы с вами поговорить.
Морис колебался; по его глазам Филипп понял, что тот собирается закрыть дверь; быстро придержав створку, он повторил:
— Я хотел бы с вами поговорить.
— Я вас не знаю, — сказал Морис. Его бесцветные глаза были твердыми и сметливыми. Он был похож на слесаря, пришедшего чинить кран в ванной.
— В чем дело, Морис? Чего он хочет? — взволнованно произнесла Зезетта.
— В чем дело, Морис? Чего он хочет? — взволнованно произнесла Зезетта.
Ее голос был настоящим; настоящим было и ее нежное невидимое лицо. Грубое лицо Мориса было сном. Кошмаром. Голос угас; нежное лицо угасло; из темноты выступило жесткое, массивное, реальное лицо Мориса.
— Тут какой-то тип, — сказал Морис. — Не знаю, чего он от меня хочет.
— Я могу быть вам полезен, — пролепетал Филипп. Морис недоверчиво смерил его взглядом. «Он видит мои фланелевые брюки, — подумал Филипп, — мои туфли из телячьей кожи, мою черную пижамную куртку с дорогим воротником.
— Я… я был в соседней комнате, — сказал он, придерживая дверь. — И я… клянусь, что могу быть вам полезен.
— Иди сюда! — крикнула Зезетта. — Оставь его, Морис, иди ко мне!
Морис все еще смотрел на Филиппа. Он с минуту поразмышлял, и его насупленное лицо немного прояснилось.
— Это Эмиль вас послал? — спросил он, понизив голос. Филипп отвел глаза.
— Да, — сказал он. — Эмиль.
— Ну так что? Филипп вздрогнул.
— Я не могу говорить здесь.
— А откуда вы знаете Эмиля? — нерешительно продолжил Морис.
— Позвольте мне войти, — взмолился Филипп. — Что с вами случится, если вы меня впустите в комнату? Я ничего не могу сказать в коридоре.
Морис открыл дверь.
— Заходите, — сказал он. — Но даю вам пять минут — не больше. Я хочу спать.
Филипп вошел. Комната была совершенно такая же, как у него. Но на стульях висела одежда, чулки, трусики, на выложенном красной плиткой полу у кровати лежали женские туфли, а на столе стояла газовая плитка с кастрюлей. Пахло остывшим жиром. Зезетта сидела на кровати, накинув на плечи сиреневый шерстяной платок. Она была некрасива, со впалыми и живыми глазками. На Филиппа она смотрела враждебно. Дверь закрылась, и он вздрогнул.
— Ну? Чего от меня хочет Эмиль?
Филипп с мукой смотрел на Мориса: он не мог больше говорить.
— Нельзя ли побыстрее? — раздраженно сказала Зезетта. — Завтра утром он уезжает, сейчас не время нас тревожить.
Филипп открыл рот, но не произнес ни слова. Он видел себя их глазами, и это было невыносимо.
— Вы меня поняли или нет? — разозлилась Зезетта. — Я же вам сказала, он завтра уезжает.
Филипп повернулся к Морису и сдавленным голосом сказал:
— Не нужно уезжать.
— Куда?
— На войну.
У Мориса был ошеломленный вид.
— Это шпик! — взвизгнула Зезетта.
Филипп, опустив руки, смотрел на красные плитки, он оцепенел, это было почти приятно. Морис взял его за плечо и встряхнул:
— Ты знаешь Эмиля?
Филипп не ответил. Морис затряс его сильнее.
— Ты будешь отвечать? Я тебя спрашиваю, ты знаешь Эмиля?
Филипп поднял на Мориса отчаянные глаза.
— Я знаю одного старика, который делает фальшивые документы, — сказал он тихо и быстро.
Морис тут же отпустил его. Филипп, потупившись, добавил:
— Он вам их сделает.
Наступило долгое молчание, потом Филипп услышал торжествующий голос Зезетты:
— Что я тебе говорила, это провокатор!
Он осмелился поднять глаза, Морис грозно смотрел на него. Он замахнулся на Филиппа большой волосатой лапой, но тот отскочил назад.
— Это неправда, — сказал он, закрываясь поднятым локтем, — это неправда, я не шпик.
— Тогда какого черта ты пришел сюда?
— Я пацифист, — чуть не плача сказал Филипп.
— Пацифист! — ошеломленно повторил Морис. — Чего только не насмотришься!
С минуту он чесал в затылке, потом расхохотался.
— Пацифист! — повторил он. — Скажи, Зезетта, ты понимаешь, что это такое?
Филипп начал дрожать.
— Я вам запрещаю смеяться, — тихо сказал он.
Он закусил губы, чтобы удержаться от слез, и с трудом добавил:
— Даже если вы не пацифист, вы должны меня уважать.
— Уважать тебя? — переспросил Морис. — Уважать тебя?
— Я дезертир, — с достоинством сказал Филипп. — Если я вам предлагаю фальшивые документы, то лишь потому, что заказал себе тоже. Послезавтра я буду в Швейцарии.