Да, кстати, это нужно отметить особо — начальник отделения на службе появлялся исключительно во время ночного дежурства. Высшие инстанции поначалу с удивлением отмечали сей факт, а потом махнули рукой — днем Честнейшего замещал вышколенный и инициативный майор, так что можно было сказать, что оперативная деятельность сто седьмого отделения не прекращалась ни днем, ни ночью. А то, что сам начальник предпочитает ночные дежурства, даже говорило в его пользу — на работе горит человек, радеет о том, чтоб любимый город мог спать спокойно и видеть сны. Начальник даже семьей не обзавелся; милиция для него- и семья, и дом родной.
… Только вряд ли кто?нибудь мог догадаться, что милиция для Людвига Честнейшего — еще и столовая самообслуживания.
Ведь недаром с таким энтузиазмом милицейские наряды (часто с начальником во главе) прочесывали по ночам свалки, воняющие мочой подвалы панельных домов, заброшенные ларьки, внутренние дворики супермаркетов и прочие места скопления бомжей, наркоманов и остальных человеческих отбросов. Все задержанные (нарушение общественного порядка, отсутствие документов и вида на жительство, злоупотребление наркотиками, сопротивление органам правопорядка) препровождались в отделение, где им предстояло провести ночь в «предвариловке» в обществе подполковника Честнейшего. Подполковник шел к бомжам и шлюхам, по выражению коллег, «читать проповедь» и запирал за собой двойную железную дверь. Дежурные слышали только, как ровный, даже какой?то сострадательный голос начальника выговаривает подонкам за их неправильный образ жизни и призывает измениться и стать достойными членами общества. Слышно также было, что некоторые из подонков нецензурно возражали таким призывам, но возражения быстро стихали, и из камеры потихоньку доносились покаянный плач и заверения, что теперь?то, начальник, мы с такой житухой завяжем. А Честнейший все говорил и говорил, его голос обволакивал, успокаивал и усыплял, в камере воцарялась тишина. И если бы подчиненные заглянули в камеру в момент наступления этой благостной тишины, то увидели, как их безукоризненный начальник жадно впивается в шеи погруженных в сверхъестественный транс людей, не брезгуя ни бомжем, ни наркоманом…
Безусловно, Людвиг Честнейший был не настолько глуп и прожорлив, чтобы навести на себя подозрения по поводу того, что за ночь вполне живые бродяги становились хладными трупами. О нет! Он просто никогда не выпивал человека до конца, оставляя ему возможность прожить еще сутки и скончаться от непонятной слабости где?нибудь далеко за пределами родного отделения.
Такая сдержанность, конечно, давалась ему, Мастеру московских вампиров, с трудом. Ведь для него, вампира, не вкусить смертной человеческой агонии было все равно что мужчине дойти до высшей точки и вместо оргазма испытать глубокое разочарование… Но осторожность превыше всего! Раз или два Людвиг не смог себя сдержать — и выпил до конца какого?то пьяницу, а потом до невероятия обкурившуюся анашой девицу. Он испытал огромное наслаждение, экстаз, восторг, но потом ему пришлось вместе со своими подчиненными активно выяснять, отчего в камере тихо скончались двое заключенных. Конечно, на него никто не подумал, да и как тут думать на порядочного человека, когда сразу ясно: один помер от отравления паленой водкой, а другая — от передозы. К тому же клыки Мастера вампиров никогда не оставляли следов на человеческой коже…
Мастер вспомнил, как он пил в последний раз, и его плоть содрогнулась в легкой волне экстаза. Он понял, что голоден. Конечно, он мог бы охотиться и просто на темных московских улочках, как всякий другой вампир, но у него был свой метод. Свой стиль. И даже своя идеология: ведь он выпивал жизни самых недостойных и ничтожных людишек, от которых общество отвернулось и, кстати, от которых это самое общество надо было ему, подполковнику милиции, защищать. Вот он и защищал. В какой?то мере.
Голод усилился. Это нормально. Голод обостряет чувства и способности. Голод возвещает о приближении ночи, которая дарит насыщение, умиротворение и довольство. Голод зовет к месту охоты. Точнее, к месту службы.
Людвиг посмотрел на экран. Повинуясь его мысленным требованиям, экран высвечивал то сонные лица дежурных, то пачки документов на столе, то стеллажи с папками делопроизводства. Порядок, везде порядок, как он и любит… Патрульная группа выехала прочесывать вечерние московские улицы на предмет хулиганов и прочего отребья… А в камере у нас нет ничего новенького?
Есть! Мастер вампиров даже скребнул когтями по стеклу экрана в предвкушении. Двое крепких парней, увлеченно друг другу что?то рассказывающих. Один — явный негр, другой — скрытый кавказец. Впрочем, национальность не имеет значения. Значение имеет только кровь.
Голод стал каким?то запредельным, и Мастер, отключив экран, стремительно прошел к выходу. Его сознание требовало повторения наслаждения. Ему нужна была человеческая агония… Ну что ж.
Одного из этих мальчиков он выпьет полностью. И сымитирует дело так, что тот скончался от… например, анафилактического шока.