— Хороши, — подал голос с плеча юноши Мандрагор, уже успевший туда переместиться из кармана куртки, — даже края не обрублены менялами. Интересно, откуда такие деньжищи у простого крестьянина. А не волшебник ли он? Вполне возможно, свойство у него такое: выдавать золотые монеты, когда ему по лбу достается. Ну-ка, Шмуль, тресни ему еще разок по башке, может быть, опять что-нибудь выскочит!
— Не голова, а Дом Советов! — Демон с нескрываемым восхищением посмотрел на приятеля. — Мне бы и в голову никогда не пришло такое. Щас я его еще одним «подлещиком» награжу для эксперимента.
Шмультик уже начал нагибаться к голове Аргебала со вполне определенными намерениями, но тот не стал дожидаться, когда ему отвесят очередную затрещину, выплюнул еще одну монету и, пугая окрестных ворон, заблажил на всю округу:
— Забирайте, изверги, последний, только не бейте меня по голове! Никакой я не волшебник — эти деньги мы заработали всей бригадой, воруя лес!
— Погодь, Аргел! — вдруг удивленно вылупила глаза соседняя с Аргебалом голова. — Ты же клялся-божился, что все деньги у тебя отобрали эти незнакомцы. Выходит, парни тут ни при чем и по твоей милости мы едва не взяли грех на душу?
— Ох и шустер же ты, паря, недаром погоняло у тебя Хват! — не скрывая своего огорчения оттого, что весьма заманчивая версия корня насчет чудесных свойств головы Аргебала не подтвердилась, произнес Шмультик. Однако для чистоты эксперимента наградил подопытного обещанным «подлещиком». Убедившись, что «банкомат» больше не работает, демон констатировал: — Ну что же, отрицательный результат — тоже результат. — После этого он обвел рукой утыканное головами пространство и обратился к Гвенлину с вопросом: — А с этими что будем делать?
— Что делать? — почесал затылок Гвенлин. — А что ты сам-то предлагаешь?
— Оставить их здесь на растерзание муравьям и другим хищникам было бы негуманно с нашей стороны, поскольку парни, будучи введены в заблуждение ушлым Аргебалом, действовали в состоянии аффекта. Поэтому я предлагаю… — Демон сделал театральную паузу, и пока она продолжалась, все как одна головы затаили дыхание в ожидании вердикта, — откопать одного, дать ему лопату, пусть сам освобождает своих «саратников».
— Хорошо, так и сделаем, — тут же согласился Гвен. — Хватаем лопаты, и вперед…
Не прошло и четверти часа, как один из бывших преследователей был отрыт из земли примерно по пояс.
— Все, хватит, — сказал Шмультик, вытирая со лба капельки обильно выступившего пота, — дальше он сам себя откопает. — И вручил инструмент в руки благодарному мужику со словами: — Владей, выберешься из ямы сам, поможешь товарищу. А эту гниду, — он указал на плешивую головенку Аргебала, — оставишь на закуску — потом вместе решите, что с ним делать, освободить или оставить воронью на радость.
Гвенлин бросил свою лопату на землю и отряхнул штаны от налипших комочков глины.
— Пожалуй, ты прав, Шмуль, теперь они сами себя откопают.
Человек и демон взвалили на плечи свои котомки и уже собирались трогаться в путь-дорогу, но беспокойное исчадие ада не удержалось от небольшой нравоучительной проповеди, адресованной торчащим посередь дороги головам:
— Итак, граждане разбойники, суд, приняв во внимание объективные причины, толкнувшие вашу банду на путь греха и порока, освобождает вас от уголовной ответственности за содеянное. Обнаруженные в ходе судебного расследования вещественные доказательства, в виде пяти предметов круглой формы, изготовленных из металла желтого цвета, будут изъяты в пользу пострадавшей стороны в качестве моральной компенсации за перенесенные душевные переживания. В порядке гражданского иска вы вправе подать жалобу на действия гражданина Аргебала по прозвищу Хват с требованием возмещения стоимости вышеозначенных вещдоков. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. На этом заседание суда объявляю закрытым! Прощайте, господа лесорубы, и в следующий раз отнеситесь более ответственно к выбору кандидатуры на пост главаря банды.
После столь аргументированного и юридически взвешенного выступления приятели оставили крестьян наедине с их проблемами, а сами потопали бодрым шагом в направлении столицы Ингерланда. Но до их слуха еще долго долетали недовольные выкрики:
— Аргел, гнида, дай мне только добраться до твоей бороденки!..
— Ты у меня по миру пойдешь, а денежки выплатишь все до самого последнего грошика!..
— Я тебя, гада, в собственном саду под яблоней закопаю!..
— Как ты думаешь, Шмуль, доживет этот прохиндей до вечера? — поинтересовался Гвенлин.
— За него я ничуть не переживаю. Повидал я таких пройдох за свою долгую по вашим меркам жизнь не один десяток. Мужики с часок побузят, а потом он их вновь на какую-нибудь авантюру подвигнет: дрова ли в господском лесу заготавливать или оленей и лосей отстреливать, а может быть, на реке браконьерствовать мелкоячеистыми сетями. Такие на зоне надолго не задерживаются — все стараются удрать. А далеко ли уйдешь по тундре, где каждая козявка норовит выпить из тебя капельку крови, а самому тебе, кроме грибов-переростков да полярных мышей-лемингов, ничего не светит? Даже если от гнуса и голода не окочуришься, лагерные псы растерзают или злые цирики очередью из «калаша» достанут. Вот такие дела, Гвен, — грустным голосом закончил демон, очевидно припомнив что-то сокровенное из своего лагерного прошлого. Затем, поддавшись течению собственных мыслей, он потихоньку замурлыкал себе под нос: