Затормаживаться, чтобы выйти на орбиту на приемлемом удалении от звезды, поздно: корабль находится слишком близко к источнику частиц.
Выхода нет.
Во всяком случае, так решил штурман. И почувствовал, что страх покидает его, уступая место странному равнодушию. Страх прошел, как проходит пожар, уничтожив все, что могло и что не могло гореть.
Ничего не поделаешь, — тупо подумал он. — Все равно…
Но если гибель была неизбежна, то встретить ее следовало достойно. Герои всегда гибли романтически — в фильмах, по крайней мере.
Луговой порадовался тому, что пассажиры спят в своих коконах и покинут жизнь, не зная, что с ними происходит. Последним осознанным ощущением в их жизни останется надежда, которую они испытывали прежде, чем уснуть…
Но на посту оставался еще инженер, надежно изолированный от всего, происходящего вовне. Он видел только свои приборы и механизмы. Вряд ли они оба должны были умирать в одиночку.
Луговой решительно выключил тягу. Двигатели стихли, и только сирены продолжали выть.
Испытывая облегчение от того, что все решено, Луговой включил связь.
— Как ты там?
Через секунду донесся ответ:
— Теперь легче.
— Обстановку понимаешь?
Инженер был достаточно опытным человеком, чтобы понять, что значил вой сирен, дублировавшийся и в его посту.
— Рентген.
— Близко вышли. Но дело не в этом. Тут нет антивещества. Аннигилируем.
— Это я понял. Слежу за состоянием обшивки.
— Надолго ее хватит?
— Часа через полтора даст течь.
— Мало времени.
— Ну нам это будет уже все равно.
Штурман кашлянул: Рудик умел держаться.
— Ты прав, наверное, не выкрутиться.
Рудик, подумав, сказал:
— Бывает и так.
— Потому что, видишь ли…
— Я в курсе: вижу по приборам…
— Почему же ничего не подсказал? Может…
— Нечего было говорить. Ты все делал правильно.
— Можем рискнуть, но тогда нас раздавит. Или нет?
— Можешь не сомневаться: я прикидывал. Если бы можно было еще нажать, я тебе сказал бы. Не знаю, как ты, а я дал бы сейчас на всю железку. Не люблю долго ждать.
— Ты?
— А что, непохоже? Просто хочется напоследок, послушать, как поют мои моторчики.
— Они выдержат?
— Да, вполне.
— Хочешь подняться ко мне?
Рудик помедлил.
— Вообще покидать пост не положено. Но для такого случая…
Он появился в центральном посту минуты через две. Долго смотрел на экран.
— Красиво. По приборам — не так. А какая она без фильтров? Летал-летал, а звезд почти не видел: вблизи — никогда. Жаль.
— Без фильтров желтая. Как мед.
— Красиво. Подонок этот Нарев. И мы с тобой.
— Да. Но теперь — что уж. Ты готов?
Рудик замкнул систему кресла.
— Давай.
Штурман включил двигатели.
Ты готов?
Рудик замкнул систему кресла.
— Давай.
Штурман включил двигатели.
Корабль несся к светилу.
— А вдруг можно что-то придумать?
— Не вижу, штурман, да ты не бойся. Что было возможно, то сделано. А от невезения нет лекарства.
Луговой знал, что инженер говорит искренне: он не умел утешать, не будучи уверен сам.
— Добавим еще?
— Давай. Но так, чтобы можно было глядеть и разговаривать.
— Я думал — наоборот, чтобы в голове помутилось и ничего уже не соображать…
— Брось. Не солидно.
— Будь по-твоему, — сказал Луговой.
Они помолчали. Потом Рудик сказал:
— С таким ускорением двигатель все равно полетит часа через полтора. Ничего не теряем.
— Не все ли равно?
— Я просто так. А красиво будет, наверное. Жаль, что никто не увидит со стороны.
— А, фиг с ними, — сказал штурман. — Не увидят — ничего не потеряют. Мне было бы жутко. Не люблю кремации.
— Хороший корабль, — сказал Рудик.
— Машина хоть куда.
— И батареи дотерпели до конца.
Сирены снова изменили тональность. Излучение прорвалось в третью палубу.
— Другой давно уже был бы насквозь.
— Давно-о. А этот еще разгоняется…
Оба одновременно взглянули на интегратор.
— Хорошая скорость.
— Выскочили бы мы подальше, — сказал штурман, — успели бы отвернуть. Но — что поделаешь. В этом мы не вольны.
— Теория вероятности, — сказал инженер. — Если все время везет, то рано или поздно должно крупно не повезти.
Светило заняло уже больше половины экрана. Инженер перегнулся со своего места, — раньше там сидел штурман, — и выключил сирены.
— Мешают говорить.
— Молодец. А я и не подумал.
— Теперь все равно.
— Хорошо тянут моторы.
— Да.
Они умолкли, прислушиваясь к новому звуку: словно где-то кипела под высоким давлением вода.
— Нос, — сказал инженер. — Микровзрывы.
— Через час будем в зоне короны. Заполыхаем со всех сторон.
— Я же говорю — выйдет красиво.
Они сидели, не глядя, друг на друга, но ощущая присутствие другого всем своим существом.
— У тебя нет никакой музыки под руками?
— Нет. Знаешь, Рудик?
— Что?
— Я тебя люблю.
— И я. Ну, ладно. Давай споем?
— Это хорошо. Давай.
Они запели — негромко, теперь сирены не мешали. Далеко внизу шумели двигатели. После второго куплета инженер сказал:
— Третьего не хватает. Разбудим?
— Как? Я уж думал.
Он отключен. И кокона не открыть.
— Все равно. Настоящий капитан не может не проснуться, когда корабль гибнет.
— Он пришел бы.
— Как же он придет, когда идем с ускорением? Ну-ка выключи на время…
Капитан ворвался в пост, на ходу затягивая замки на куртке. Он взглянул на экран, на людей. Все понял.
— Дураки, — сказал он. — Дерьмо!
— Ладно, — буркнул штурман. — Теперь уже не стоит.