— Ах, беременность, — сказал капитан Устюг, как будто слово это было иностранным и невыносимо трудным в произношении.
Зоя сердито топнула ногой. Тогда физик длинно свистнул и сказал:
— Молодец девочка! Урок дуракам! — Он глядел на Зою, и глаза его смеялись. — Так и надо! А? Кажется, дивертисмент отменяется! А я-то думаю: с чего она так полнеет? Виват!
Подняв руку, он выпустил весь заряд в потолок, жмурясь и пригнув голову.
Звенело стекло, и физик смеялся.
Все высыпали в салон. Капитан сказал писателю:
— У нас есть еще вино в запасе. Кто хочет вина?
— Все хотят! — заявил физик. — Надо же выпить, раз грядущее поколение на подходе! И уберите это.
Капитан сунул флазер в карман.
— За любовь! — сказал Нарев. — Обязательно за любовь!
Вот как обернулось дело. И никто уже не думал — быть или не быть, и никто не обсуждал способ, каким лучше всего свести счеты с этим миром. Не то, чтобы они сразу уверовали в прекрасное будущее; но первый житель этого будущего был уже в пути, и ко дню его встречи надо было приготовить не только чепчики и распашонки — надо было приготовить будущее, чтобы оказалось ему впору, не было бы слишком тесным и не пришлось бы краснеть за подарок, недостойный ни дарителей, ни тех, кому предстоит пользоваться им неопределенно долгое число лет.
Вера плакала, пряча лицо на груди администратора: все, что она хотела — и не решалась сказать вот уже несколько месяцев, уливалось теперь слезами, вырывалось непонятными восклицаниями. Администратор гладил ее плечи и улыбался. Потом сказал:
— Ну, милый… теперь-то ведь все хорошо?
Вера замотала головой так, что разлетелись волосы.
— А в чем дело?
Она проговорила, всхлипывая:
— Как же он будет один?
— Один? Почему один? — Карский улыбнулся. — Думаю, что если он и опередит остальных, то лишь на полгода, не больше.
Лишь теперь она взглянула на него.
— Где же наконец вино, капитан? — крикнул Карский.
— Вино там, — хмуро ответил капитан. — А мы — тут.
Вот теперь все по-настоящему почувствовали, что голодны. Люди снова хотели жить; значит, надо было хотя бы поужинать.
Диспозиция разрабатывалась в салоне.
— Нарев! — сказал инспектор. — Вы знаете их лучше, чем все мы. Попытайтесь уладить дело миром. Чего они хотят? Почему выступили против нас? Или это вы внушили им такую мысль?
— Представьте себе, нет, — ответил Нарев. — Я старался вообще не думать о вас — о большинстве из вас. Что же я должен, по-вашему, сказать им?
— А в самом деле, что? — задумался инспектор. — Как вести переговоры с машинами? Какая дипломатия тут пригодна?
— Такой подход не годится, — проговорил администратор. — С машинами не разговаривают. Если мы вступаем в переговоры — значит, это не машины, а существа, равные нам.
— Но они же машины! — воскликнул инспектор.
— Да, — согласился физик. — Но голодны мы.
— И все-таки, — сказал капитан, — если они просто машины… Чем мы им мешаем?
— Эх! — с досадой сказал Нарев. — Мы им не мешаем!
— Почему же они?..
— Очень просто — программа и воздух.
— Неясно, — сказал администратор.
— Это горные роботы. Их программа — бурить, ломать, идти напролом. Поняли? Это, как безусловный рефлекс.
— Это горные роботы. Их программа — бурить, ломать, идти напролом. Поняли? Это, как безусловный рефлекс. Пока они работали, они занимались только этим. А другая причина… Часть их предназначена для разработки рудных залежей на спутниках, где нет атмосферы. Их тела подвержены окислению.
— Ясно, — буркнул инспектор.
— Но роботы не должны причинять вред… — начал было физик.
— А они ведь на нас и не нападают. Просто создают условия, в которых мы не можем жить. В любой момент они могут проковырять где-нибудь дырку — и нам конец.
— Медлить нельзя, — проговорил администратор.
— Да, — проворчал физик. — Вы, Карский, задали нам работы.
— Их шесть десятков, — после паузы молвил Нарев. — Сколько у нас батарей.
— С собой — мало.
— Рудничные роботы — крепкие сооружения, — проговорил Рудик. — Выступать против них с флазером, когда у них плазменные буры…
Несколько минут прошло в тишине.
Потом физик предложил способ. Роботы обладали магнитной памятью. Если изготовить достаточно сильные и удобные в обращении электромагниты, то можно будет стереть все, что записано в этой памяти, и роботы, оставшись без программы, выйдут из строя.
Рудик забраковал план. Дело было не только в том, что блоки памяти роботов хорошо экранированы. Способ не годился потому, что здесь, в пассажирской палубе, не из чего и нечем было изготовить даже самый крохотный магнитик.
Возникло и еще несколько подобных проектов. Пустой желудок, как известно, стимулирует изобретательность. Но для осуществления любого из предложений надо было прорваться хотя бы в палубу синтезаторов.
Приходилось рисковать. Капитан решил возглавить группу прорыва. Три члена экипажа и инспектор вооружились флазерами. Карачаров успел разобрать стол. Его каркасом — металлическими трубами — можно было пользоваться, как дубинками. Группа собралась возле двери, и Истомин приготовился распахнуть ее настежь.
Можно было подумать, что осаждающие разгадали план: за дверью слышались торопливые, тяжелые шаги. Видимо, роботы делали перегруппировку.